Живой проект - Дарья Еремина

— Может…  слишком много? Когда человек переедает, у него может случиться несварение…

Михаил горько усмехнулся и сквозь улыбку и полившиеся слезы, с его губ, вероятно не вполне осознанно, очень легко слетело признание:

— Я люблю тебя…

Прикрыв на мгновение глаза, он кивнул ей на дверь:

— Лучше иди теперь.

Анна направилась к двери, лишь на миг задержавшись, когда Михаил поймал ее ладонь и пожал пальцы. Быстро выйдя и спустившись, девушка не могла видеть, как он опустился на пол, и не могла слышать, как из его груди поползли рыдания. Скомандовав PR-щику все оставить и идти за ней, она покинула особняк президента Live Project Incorporated.

Через полчаса на стол Семена, бывшего прямым руководителем Анны, «прилетел» ее электронный отказ от работы на аукционе.

— Уволю, Ань…  — предупредил Семен.

— Увольняй.

Было около полудня. Машины президента Live Project Inc. выехали с территории офиса в город для встречи с Ивановым, представляющим самого крупного акционера LPI после вдовы профессора Королева. Михаила не удивляло ни время, ни место встречи — желание Иванова показать кто здесь главный, промариновав Михаила в пробке, было слишком очевидно. Игнорируя возможность добраться до ресторана, где была назначена встреча, на вертолете, Михаил разбирал ночную корреспонденцию. Рядом сидела Юлия Владимировна и потирала озябшие ладошки. Михаил не чувствовал холода. Он вообще ничего не чувствовал.

— Вася, сделайте, пожалуйста, потеплее, — наклонилась юрист вперед к телохранителю. — Спасибо.

Через минут сорок пути Вася вскинулся:

— Липа, останови!

Машина аккуратно съезжала на обочину, Михаил оторвался от работы и ждал объяснений.

— Смотрите, Михаил Юрьевич!

Пришлось наклониться вперед, чтобы разглядеть рекламный щит, на который указывал телохранитель.

— И?

— Сейчас, подождите…

Михаил ждал. Юлия Владимировна тоже с интересом смотрела в окошко. Когда изображение на рекламном щите в очередной раз сменилось, все ожидавшие этого увидели афишу. Обычная афиша мирового турне одной из звезд шоу-бизнеса Фио Калоре. Звезда собиралась навестить москвичей на Рождество. Все бы ничего, но полуголая фигура непонятно какого пола звезды была закована в ошейник, от которого тянулась цепь. Название мирового турне однозначно кричало кровью: «НЕТ РАБСТВУ!». Внизу, словно предупреждение на его пачке сигарет, было четко отпечатано: «в поддержку закона о человеческих и гражданских правах живых проектов».

Михаил вышел из машины.

— Черт, — выругался Вася, выскакивая следом.

От второй машины бежали клоны. Михаил закурил.

— Михаил Юрьевич, сядьте, пожалуйста, в машину…  — попросил Вася.

После продолжительной паузы Михаил спросил:

— C кем ты работал до меня?

— С Джоффри.

— У Джоффри нет телохранителя.

— Я шесть лет работал с его дочкой.

Михаил засмеялся. Изо рта вырывались белые клубы дыма и пара.

— Ты был нянькой дочки Джоффри и Григорий приставил тебя ко мне? Тогда понятно.

— Компаньон-телохранитель.

Рекламный щит снова остановился на афише, и Михаил задержал на нем взгляд.

— Почему тебя перевели?

Хотя клоны и были уже рядом с Михаилом, Вася поглядывал по сторонам, останавливая взгляд то на одной, то на другой машине.

— Когда тринадцатилетняя девочка в разговоре с отцом употребляет слово «классный» в описании телохранителя, у которого у самого дочка того же возраста, стоит его сменить.

— Понятно.

Михаил выкинул окурок и снова закурил. Щит снова переключился на афишу. Припечатывающим движением Михаил указал на него двумя пальцами, с зажатой сигаретой.

— Он столько сделал за этот год…  больше, чем я за пять лет президентства! Но вот это, — он снова указал на щит, — самое правильное. И игрушки их…

Михаил посмотрел на вылезающую из машины Юлию Владимировну. Достав тонкую сигаретку, она наклонилась к лодочке из его ладоней.

— Хлеба и зрелищ? — усмехнулась просто.

— Свобода, равенство и братство, Юлия Владимировна.

— Ох, Мишенька, когда же это кончится…

Вася непонимающе смотрел на шефа и юриста. Поймав его озадаченный взгляд, Михаил рассмеялся и охотно пояснил.

— Вася, мы все та же толпа крепостных. Для того чтобы воспитать в обществе ответственность за свою жизнь, иллюзии свободы недостаточно. Без барских подачек мы начинаем открывать глаза и звереть. А когда они иссякают, долго игнорировать требования: «Дайте хлеба!» — становится опасным. Но хлеб нельзя просто дать. Его нужно посеять, вырастить, уберечь, собрать, высушить и защитить, смолоть, испечь, развезти и продать! Хлеб — это работа. Если в него не вложить деньги, время, силы и ответственность, его не будет! Буханка хлеба — это эквивалент огромных совместных усилий и принципов. Хлеб — это честность. Если от этапа «посеять» до этапа «продать» подворовывать хоть по чуть каждому звену, хлеба не состоится! Хлеб нельзя «дать», потому что тогда сеять будет не на что и некому. Самое адекватное мерило морали страны — это хлеб. И у нас своего хлеба уже давно нет…  — Михаил затянулся, глядя на афишу Фио Калоре. — А теперь представь ту же толпу, но с лидером, радеющим за «Свободу, равенство и братство!» Знакомая история? Что ж, этот вопрос выгоднее подогревать, чем хлебный. Только дополни: «Нет рабству! Права живым проектам!» И они, — Михаил ткнул в небо, — собираются в ресторане, куда мы сейчас едем, пьют, закусывают, болтают, потом едут в баню и снимают девочек, а на следующий день выходит закон о свободе…  равенстве…  и братстве! И к толпе орущей «дайте хлеба» прибавляется еще полтора миллиона клонов, которых я кормил и ни у кого не просил помощи. Это вопрос одной строки, Вася. Это не работа, не труд, не принципы и не мораль. Это просто — закон. Усилия на выполнение первого требования обратно пропорциональны усилиям на выполнение второго. Но зато теперь они, — Михаил обвел сигаретой поток машин, — получили, что просили, и на какое-то время заткнуться. Ведь нельзя орать беспрерывно!

— Слишком быстро, — заметила Юлия Владимировна. — Еще бы год-два…  в самый раз.

— Но ведь это только у нас…  — попытался обнадежить Вася.

— Да ладно? — усмехнулся Михаил. — Ты видел когда-нибудь конкурсы красоты? Мисс мира, мисс вселенная, мисс галактика, мисс на хрен все на свете? Чего хотят эти девушки? Чего положено желать на мировой эфир самым дорогим блядям планеты?

— Миша…  — побранила мужчину юрист.

— Простите, Юлия Владимировна.

— Не знаю.

— Мир во всем мире, Вася! И у них так же, как у нас, на эту мразь пойдет толпа дебилов-идеалистов, ох извини — ныне пользователей, в прошлом — избирателей, не имеющих понятия, что они тоже жрут чужой хлеб!