Библиотека мировой литературы для детей, том 49 - Йозеф Плева

жилы из тебя вытянет. Он расхныкался: скажи ему, где теперь пятьдесят три песочных набора, и все тут. Он, видите ли, хочет иметь такую же коллекцию, как негры. И вообще, какие у нас от него могут быть секреты?

— У тебя ведь есть! — сказал я ему.

— Но я такое честное-пречестное слово дал, что никому ничего… — Ник откровенно распустил нюни.

— Кому же это ты слово дал? — спросила мама.

Ник выглядел несколько затравленным. Он силился понять, является ответ на этот вопрос тоже частью тайны или нет.

— Ты папе слово дал? — допытывался я. — Или дражайшему монарху?

Ник стиснул зубы. Я посмотрел ему в глаза. Какой же он еще ребенок! Притворяться ни на грамм не умеет. В глазах его читался утвердительный ответ. Ясное дело: он дал слово и папе, и Огур-царю.

Мама прикрикнула:

— Да оставьте вы бедного мальчика в покое! Он и так уже всякую ориентацию в жизни потерял!

— Не он один у нас в семье в таком положении! — сказал я Мартине, но от Ника отстал. Я даже не съехидничал, когда он проходил мимо, неся в папину комнату проросшую картошку.

В ДВЕНАДЦАТОЙ ГЛАВЕ

царит такая неразбериха, что периодизация учителя немецкого трещит по всем швам

Одно ясно: мне в этой главе все-таки удается вырвать у Пика тайну. То, что из этого вышло, напоминает не нормальный семейный разговор по душам, а, скорее, скандал невиданной силы!

Я себе места не находил — думал: почему деда перекорежило? Я подошел к дедушкиной комнате и прислушался. Так как было тихо и никто не храпел — а дед всегда храпит во сне, — я постучал. Дед впустил меня. Я уселся на кровать и сказал, что мне нужно поговорить с ним. Хочется узнать тайну Ника — не из пустого любопытства, а просто раз на деда это так подействовало, значит, тайна действительно страшная и надо принять контрмеры.

Дед закурил сигарету. Он сказал, что Ник нес ахинею. До конца он так ничего и не понял. Но четко вырисовывается одно: куми-орский беглец прямо от злости лопается из-за того, что его подданные не явились с повинной. В отместку он задумал разделаться со своим народом. Да только сделать это сам он не может, потому что он вообще ничего не может. И папа выразил готовность взять все в свои руки.

Я спросил:

— Что же он замыслил? (Всегда, когда дело принимает особенно серьезный оборот, я мгновенно тупею и перестаю соображать.)

— Хм, папа хочет уничтожить куми-орцев в нижнем подвале, — сказал дед.

— Никогда! — завопил я.

— Так Ник утверждает!

— Зачем ему это нужно? Они ведь ему ничего плохого не сделали! Как раз сейчас они роют просторную норку под школу Для своих детей! И ничего другого они не хотят, как только жить в мире да иметь несколько детских формочек и совков.

Я все выложил деду про нижний подвал. Потом я опять спросил, чего ради папа идет на такое злодеяние.

— А за это Куми-Ори презентует ему американский автомобиль, центральное отопление, бассейн и не знаю, что там еще!

— Но у Куми-Ори ни гроша за душой!

Дед пожал плечами. У него самого это в голове не укладывается, сказал он. Но допрашивать Ника он не стал.

— А как он думает разделаться с ними? — спросил я.

— Там как-то с водой все связано, — вяло ответил дед.

После разговора с дедом я держал совет с Мартиной. Мы единодушно решили, что не выпустим Ника, пока он всего не скажет. Даже если мама будет против. Я затащил Ника в свою комнату, и мы принялись его обрабатывать. Я — кнутом, Мартина — пряником.

Я напирал:

— А ну, выкладывай свою тайну, щенок, не то я из тебя яблочное повидло сделаю!

Мартина пела медовым голоском:

— А мы это лучше скажем любимой сестричке, а не то любимая сестричка неделю с тобой и словом не обмолвится!

На сей раз сверхугроза не подействовала. Ник молчал как заговоренный. Тут я, очень даже кстати, вспомнил испытанный прием: «Я-ни-одному-твоему-слову-не-верю!» Я сказал:

— Куми-орский король нашему папе только дырку от бублика может подарить, у мерзкой замухрышки за душой ни шиллинга!

На это Ник клюнул. Он воскликнул:

— Куми-орскому королю никаких денег для этого не нужно, потому что у короля есть друг, куми-орский кайзер из автостраха. А кайзер держит в кулаке генерального директора автостраха. Генеральный директор в порядке поощрения выдвинет папу на пост директора! И тогда папа сам все сможет купить!

У меня язык к гортани присох. Мартина побледнела от ярости. А Ник позеленел с досады, когда сообразил, что проболтался.

— А каким образом папа думает уничтожить куми-орцев? — осведомилась Мартина.

Но из Ника ничего уже и клещами было не вытянуть. Оставалось одно: мы взяли Ника за шиворот и потащили в подвал.

Я прошипел:

— Вот сейчас, маленький и бессердечный брат, мы спустимся в подвал, чтобы ты своими глазами увидел тех, кого твой добрейший папочка и твой милейший королик собираются сжить со света!

Ник упирался руками и ногами. Он вопил, что боится и подвала и его злых обитателей, он будет кричать, пока мама не прибежит. Но раскричаться мы ему не дали. Мартина намертво зажала его рот ладонью. Я прихватил карманный фонарик. Мы отволокли лягающегося Ника в нижний подвал. Он дрожал, как цуцик. У ж не знаю, со страха или от подвального холода. Мартина не отходила от него ни на шаг.

Подойдя к большой норе, я прокричал:

— Со мной брат и сестра! Они хотят с вами познакомиться!

Из норы вылезли пять куми-орцев. Они поклонились и сказали:

— День добрый, друзья.

Другие куми-орцы тоже повылезали из своих нор. Они приветливо кивали нам. В руках у всех мы увидели лопаточки и грабли.

Куми-орцы были разгорячены работой, настроение у них было явно праздничное. Щуплый темно-серый куми-орец провозгласил:

— О друг, приветствуем тебя! Благодаря твоим стараньям мудрым, мы детский сад построили сегодня!

Похожий на арбуз добавил:

— Не сегодня-завтра школа будет готова!

А серо-коричневый в пятнышках сказал:

— Послезавтра мы перекопаем картофельное поле, чтобы больше уродилось самой отборной картошки и наши дети были сыты.

Потом куми-орцы подвели нас к норе-школе.

— Ребятки, ну-ка выйдите к нам, пожалуйста! — крикнул в норку один из куми-орцев.

В норке поднялась возня, кто-то прыснул. И оттуда выкатилась стайка совсем крошечных снежно-белых куми-орчиков. У них были светло-голубые глаза, румяные щеки и нежно-лиловые ротики.

У Ника вырвалось:

— Ой, симпатяги какие! Они гораздо симпотешнее белых мышек!

— Они прежде всего симпотешнее твоего Огурцаря! — сказал я.

Но Ник меня