Рассвет - Генри Райдер Хаггард

Если бы Артур так не спешил покинуть отель, он мог бы увидеть нечто, что весьма заинтересовало бы его, а именно — очень красивую даму… такую красивую, что все оборачивались, чтобы посмотреть на нее, когда она проходила мимо. Дама прибыла в сопровождении другой женщины, одетой в строгое черное платье, совсем не красивой и довольно пожилой, но, несмотря на все это, благовоспитанной и симпатичной на вид. Двух этих женщин как раз сопроводил в их номер приятель Артура, управляющий отеля «Майлз».

— Ну, слава звездам небесным, наконец-то мы на месте! — сказала пожилая толстушка, переведя дух, когда дверь номера закрылась за управляющим. — Я, наверное, здесь и останусь до самой своей смерти, потому что снова попасть на борт одного из этих чудовищных кораблей я нипочем не желаю, вот уж дудки! А теперь послушай меня, милочка моя, не сиди и не смотри так испуганно, а просто приведи себя в порядок. Я пойду вниз и погляжу, что тут можно разузнать: в таком месте, как эта Мадейри, все наверняка знают о делах друг друга, потому что, видишь ли, на таком маленьком островке сплетням деваться некуда, и они наверняка ходят тут по кругу, пока не сойдут на нет. Скоро я разузнаю, женат он или нет, а ежели женат, тогда что уж, что сделано, то сделано, ничего уже не исправить, и нечего плакать над пролитым молоком, так что мы отправимся домой, хотя я сомневаюсь, что доживу до конца пути, но если и не доживу, то оно и к лучшему!

— Ох, няня! Перестань болтать и иди поскорее — разве ты не видишь, что я едва жива от нетерпения! Я должна покончить со всем этим — так или иначе.

— Ни в коем случае не торопи меня, моя дорогая, иначе я все испорчу. А теперь, мисс Анжела, успокойтесь и отдохните, саму себя доводить до исступления ни к чему. Я скоро вернусь.

Однако едва Пиготт ушла, бедная Анжела пришла в еще более сильное смятение: она бросилась на колени у кровати и принялась истерически молиться Создателю, чтобы Артура у нее не отняли. Бедная девочка! Попеременно терзаемая болезненными страхами и дикими надеждами, она пережила незавидные десять минут…

Тем временем Пиготт спустилась в прохладный холл, вокруг которого были расставлены ряды плетеных кресел, и стала высматривать кого-нибудь, с кем можно было бы вступить в разговор. К ней подошел официант-португалец, но она величественно отмахнулась от него, полагая, что он не говорит по-английски, хотя на самом деле его английский был чище ее собственного.

Вскоре к ней подошла хорошенькая маленькая женщина, ведя за руку ребенка.

— Скажите, вам что-нибудь нужно? Я жена управляющего.

— Да, мэм. Мне нужно кой-чего выяснить… ну, не мне, а кое-кому другому. Вы когда-нибудь слышали о мистере Хейгеме?

— Мистер Хейгем? Да, конечно, я хорошо его знаю. Он был здесь несколько минут назад.

— Тогда, может быть, вы скажете мне, мэм, не женат ли он случайно на некой миссис Карр, которая живет на этом острове?

— Насколько мне известно, нет, — ответила жена управляющего с легкой улыбкой, — но о них здесь много говорят. Говорят, что хотя они и не женаты, но должны пожениться.

— Это лучшая новость, которую я слышала за много дней. Что касается разговоров, то я лично никогда не обращаю на них никакого внимания. Ежели он еще не женат на ней, то и не женится никогда, бьюсь об заклад. Большое вам спасибо, мэм.

В этот момент их разговор был прерван появлением маленького оборванного мальчика, который робко протянул карточку даме, с которой разговаривала Пиготт.

— Вы хотите увидеть мистера Хейгема? — спросила она у Пиготт. — Если хотите — то этот мальчик может вас проводить. Мистер Хейгем послал его за бумагами, которые оставил в саду. Я только что нашла их на веранде и все гадала, что это такое. Может быть, тогда уж вы и отнесете их ему, если пойдете? Мне не хочется доверять их мальчишке — боюсь, он их потеряет.

— Это очень даже удачно. Только скажите мальчонке, чтобы обождал — я кликну свою юную леди, и мы пойдем с ним. Это те самые бумаги? Ах ты, ее письмо… Чтоб мне лопнуть… Ну, я скоро вернусь, мэм, спасибо вам.

Пиготт поднялась наверх слишком быстро для человека ее роста и лет, в результате чего, войдя в комнату, где Анжела ждала ее, полумертвая от ожидания, она могла только пыхтеть и отдуваться.

— Ну же! — воскликнула Анжела. — Говори скорее, что ты узнала, Пиготт!

— Ой, Господи!.. Эти лестницы… чтоб им… — простонала та.

— Ради бога, скажи мне все, даже самое худшее!

— Да погодите вы, мисс Анжела, дайте вздохнуть… и не дурите… я извиняюсь за такое выражение…

— О, Пиготт, ты меня мучаешь!

— Ой, мисс, вы меня торопите и перебиваете, а я ведь к этому и веду. Спускаюсь я, значить, по ступенькам этим клятым, а там внизу стоит симпатичная дамочка с дитенком…

— Ради Бога, скажи мне, Артур женат?

— Да нет же, миленькая моя, конечно, нет. Я как раз собиралась сказать…

Но какое бы ценное замечание ни собиралась сделать Пиготт, оно было навсегда потеряно для мира, ибо Анжела обвила руками ее шею и начала целовать.

— О, слава Богу, слава Богу! О, Боже милостивый!

Тогда Пиготт, будучи женщиной разумной и практичной, взяла Анжелу за плечи и попыталась встряхнуть, но это оказалось не так-то легко, учитывая рост обеих женщин. В результате Анжела не шелохнулась, а Пиготт немного побилась об нее — вот и весь результат.

— Ладно, мисс! — заявила Пиготт, отринув тактику физического воздействия как признанную негодной. — Только пообещайте мне, пожалуйста, чтобы никаких обмороков и беготни. Просто надень шляпку и прогуляйся вместе со мной по этому странному месту. Я не для того воспитывала тебя двадцать два года или около того, чтобы смотреть, как ты причитаешь, будто горничная, увидевшая привидение.

Анжела взяла себя в руки и сделала, как ей было велено.

Артур прочел письмо, и теперь сердце его пылало страстной любовью к женщине, в которой он осмелился усомниться. Затем он бросился на траву, посмотрел на океан, который сверкал и вздымался перед ним, и попытался привести свои мысли в порядок, но пока не мог этого сделать. Двигатели его разума работали на полной скорости, в то время как сам разум, с судорожными толчками и тряской, все еще двигался по своему прежнему курсу. Артур встал и окинул все вокруг долгим взглядом, каким мы смотрим на то место, где нас постигло великое счастье.

Солнце быстро опускалось за горы, превращая их серые бока и высокие вершины в гигантские щиты и огненные копья. Под ними уже собирались тени — предвестники ночи; они ползли по лесам и гребням холмов, в то время как океан загорался розовым сиянием. Наверху изменчивый небесный свод являл картину такой красоты, что никакая кисть не могла бы его нарисовать. Над полосой из пылающего красного громоздились, высота за высотой, глубокие гряды пурпурного и малинового. Ближе к горизонту краски становились ослепительно золотыми, пока, наконец, не сужались до белой ослепительной полоски; солнце садилось за горами, и пылающее великолепие заката постепенно сменяли более мягкие оттенки розового и сиреневого. Голубое небо надо всем этим было исчерчено фантастическими облаками, подсвеченными снизу и горевшими, словно расплавленный металл. Отражение всех этих многочисленных и разнообразных огней в лазури небес на востоке было полно резких контрастов и неожиданных мягких полутонов, и орел, парящий в вышине, казалось, собрал все эти оттенки на своих ярких крыльях; улетая прочь, он оставлял за собой радужный прерывистый след…