Нефритовые четки - Борис Акунин

– Возьмём юрода – сам скажет, – грозно тряхнулчубом урядник. – Здесь он где-то, Лаврентий этот чёртов. «У добраправедных». Ништо, найдём! Не уйдёт! С озера ему боле податься некуда! Я сам налыжи встану, по всем четырём…

Эраст Петрович с досадой остановил его:

– Помолчи, Ульян! Не того искать хочешь! Лаврентийздесь не п-при чём.

После этих слов в избе снова стало очень тихо.

Белые, чёрные и беленькие

– Мы думали, что гонимся за разносчиком з-заразы, а насамом деле несли её сами. Беда шла не впереди нас, а по нашим следам. Разве нетак? Приезжаем в новую деревню, там мир и покой. Стоит нам уехать, тудаврывается смерть. Помните, доктор назвал нашу пёструю компанию«санитарно-эпидемическим отрядом»? Первую половину определения нужно выкинуть –наш отряд был просто эпидемическим, то есть распространял эпидемию…

– Погодь, погодь, Ераст Петрович! – воскликнулоторопевший урядник, как обычно, в минуту крайнего волнения переходя на«ты». – Ты к чему ведёшь-то?

– Толкователь п-пророчества (пока назовём этогочеловека так) был среди нас.

Никифор Андронович фыркнул:

– Ну уж это… Чёрт знает что! Кто же, по-вашему, сиястароверческая Кассандра? Кирилла, что ли?

Подумав, Фандорин покачал головой:

– Нет, не годится. Вы говорите, она направилась впустой скит. Как его…?

– Старосвятский.

– Да, Старосвятский. Но там никто не живёт, а«спасителю овец» нужны новые жертвы – п-пресловутые б-беленькие. Провокатор,сеющий смерть, вовсе не обязательно старообрядец.

– Ераст Петрович, не томи. Скажи, кто, – попросилУльян.

– Да любой! Например, Лев Сократович К-Крыжов,поминающий Сергея Геннадьевича, чьим единомышленником он, судя по всему,является…

– Какого Сергея Геннадьевича? – не понял Евпатьев.

– Нигилиста Нечаева. Того самого, кто тридцать летназад Русь к топору звал и «Катехизис революционера» составил. Я этотзамечательный д-документ наизусть помню, потому что он ещё немало бед наделает.«Революционер в глубине своего существа разорвал всякую связь со всемизаконами, приличиями, общепринятыми условиями, нравственностью этого мира. Ондля него – враг беспощадный, и если он продолжает жить в нём, то только длятого, чтобы его вернее разрушить». Или, уж совсем напрямую: «У товарищества нетдругой цели, кроме полнейшего освобождения и счастья народа, то естьчернорабочего люда. Но убеждённые в том, что это освобождение и достижениеэтого счастья возможно только путём всесокрушающей народной революции,товарищество всеми силами и средствами будет способствовать развитию иразобщению тех бед и тех зол, которые должны вывести, наконец, народ изтерпения и побудить его к поголовному восстанию». С точки зрения нигилисталюбое потрясение, выводящее народную массу из равновесия, приближает великийбунт. Чем хуже народу, тем быстрей даст течь корабль государственной власти,который Крыжов называет «кораблём д-дураков»…

– Точно! Крыжов это! – закричалполицейский. – Тут давеча господин ротмистр из Охранного занятию проводил,про революцьонеров-нигилистов разобъяснял. Они – собаки бешеные, державупогубить хотят!

Евпатьев сделался очень серьёзен:

– Хм, а в самом деле… Крыжов во всех деревнях бывалнеоднократно. Местные жители его знают, имеют к нему доверие! Нужно немедленнов Бесчегду!

– П-постойте. Не нравится мне и наш психиатр, АнатолийИванович Шешулин. Сам его приезд из столицы довольно подозрителен – прямо кочагу самоубийств, которые он с непостижимой прозорливостью предсказал. Янаблюдал за этим человеком. Он одержим очень сильным бесом, имя которомучестолюбие, причём в одной из самых болезненных форм – честолюбие научное. Ужне поддался ли доктор соблазну слегка п-помочь своему прогнозу? Не за тем ли иприехал? Ему с трудом удавалось скрыть радость всякий раз, когда появлялисьновые жертвы. Это раз. Не будем игнорировать и гипнотические способностиШешулина, которые он продемонстрировал во время припадка Лаврентия. АнатолийИванович – исследователь механизма внушаемости. Это два. Ну и третье. Почемуэтот блестящий психиатр, без усилия подчинивший юродивого своей воле, ни разуне попытался дезавуировать ложную версию, которой мы руководствовались? Ведь ондолжен был после того случая понять, что блаженный относится не к числувнушающих, а к числу внушаемых, и, значит, мало подходит на роль возмутителядуш.

– Верно, верно! – стукнул кулаком по столу НикифорАндронович. – Он и мне с самого начала не понравился. «Я предсказывал!Надо мной смеялись! Мой доклад в Петербурге станет сенсацией!» А какой у неговзгляд? В самую душу вбуравливается!

Урядник схватил шапку.

– Господа хорошие, время теряем! Куды он двинул? ВСалазкино? Это пять вёрст всего. Мы его, иуду, прям щас возьмём!

– Или вот тоже б-благочинный, – задумчивопродолжил Фандорин, не обращая внимания на Ульяна. – Если действовать попринципу «ищи, кому выгодно», то отец Викентий – лицо, чрезвычайнозаинтересованное в распространении эпидемии. Сейчас он влачит жалчайшеесуществование. Пастырь без паствы, мелкий вымогатель, самый презираемыйс-субъект во всей округе. Он должен люто ненавидеть старообрядчество истарообрядцев. Что это за странный объезд? Неужели только из-за поборов? Вызаметили, что в каждой из деревень он отправлялся по домам – с наставительной беседой?А может быть, чтобы показывать «Видение» и пугать им тех, кто посуеверней?После того как весть о стерженецких самоубийствах разнесётся по России,начальство наверняка примет самые суровые меры к искоренению в этих краяхраскола. То-то отцу Викентию будет раздолье.

– Правда! Поп этот – всем нам первый враг, –горячо подтвердил Евпатьев. – Он больше всего чего боится? Что в нашемстарообрядстве возобладает разумное, организованное начало. Что народ обратитсяиз беспоповства к староверию цивилизованному, со своими священниками иепископами. Тут ему, кровососу, конец. Нет, Крыжов и Шешулин – людипросвещённые, а тут чувствуется поповская, иезуитская метода!

– Ещё дьякон этот при нём, – подхватилурядник. – Вроде лопух лопухом, а всюду шныряет, вынюхивает. Ушки намакушке, зенками так и постреливает. Если это поп гадит, то Варнава емуспособствует. Я знаю, как надо! Меня учили. Следоват их обоих взять и поврозьдопросить. Коли завиляют, собьются, зачнут разное врать – тут им конец.

Никифор Андронович с тревогой сказал:

– Они в Латынино пошли. Я предлагал мой возок взять,кучера давал – не захотели. Мы, говорят, на лыжах. Не больно-то раньшеблагочинный любил попусту брюхо растрясать.