Цивилизация в переходное время - Карл Густав Юнг

чем согласится всякий внимательный читатель; это нечто принадлежит к числу «врожденных» качеств Швейцарии.

920 Если правда, что мы самый отсталый, консервативный, упрямый, самодовольный, самодостаточный и грубый среди всех европейских народов, отсюда можно сделать вывод, что в Швейцарии любой европеец действительно чувствует себя как дома, находится в географическом и психологическом центре континента. Он как бы врастает в землю, становится равнодушным, самонадеянным, консервативным и отсталым – иными словами, показывает, что по-прежнему тесно связан с прошлым и занимает нейтральное положение между изменчивыми и противоречивыми устремлениями и мнениями других народов или функций. Для Швейцарии, полагаю, было бы и вправду неплохо стать центром притяжения Европы.

921 Ни в коем случае не хочу сказать, будто пытаюсь превратить наши национальные пороки в добродетели. Я вовсе не отрицаю уродливых сторон приземленности, однако принимаю последнюю как данность и лишь пытаюсь выяснить, какое значение она может иметь для Европы. Нам не нужно стыдиться себя как народа, тем паче что мы все равно не можем изменить наш характер. Только индивидуум способен изменить или улучшить себя, если сумеет преодолеть национальные предрассудки в ходе своего психического развития. Национальный характер запечатлевается в человеке как судьба, которую он не выбирал, – подобно красивому или безобразному телу. Не воля отдельных людей формирует судьбы народов, тут замешаны надличностные факторы, дух и земля, которые действуют таинственным образом в непостижимой тьме. Бесполезно нападать на народы или их восхвалять, поскольку никто не может изменить ни один народ. При этом «нация» (как и «государство») есть персонифицированное понятие, соответствующее в реальности лишь определенному оттенку индивидуальной психики. Нация не имеет собственной жизни отдельно от индивидуума и, следовательно, не является самоцелью. Это не что иное, как врожденный характер, который может оказаться недостатком или преимуществом – в лучшем случае это всего-навсего средство для достижения цели. Значит, во многих отношениях будет преимуществом с колыбели пропитываться, скажем, английским национальным характером. Тогда можно путешествовать по самым отдаленным странам и на вопрос: «Вы иностранец?» – гордо отвечать: «Нет, я англичанин» (как рассказывает Шмитц[581] в своей автобиографии). Этой блаженной самоуверенности можно позавидовать, но она как таковая не является достоинством.

922 Логически превращая нации в функции, Кайзерлинг разрушает их фиктивную субстанцию, пускай Европа и продолжает существовать как субстанциальное единство. Посредством такого подхода он ломает наши националистические ограничения: ответственность перед нацией легитимна лишь постольку, поскольку отвечает потребностям Европы в целом. Нация больше не может служить себе самой, она отныне способна развиваться только как одна из функций внутри функциональной системы. Выполняет ли нейтральная Швейцария с ее отсталой и земной природой какую-либо значимую функцию в европейской системе? Думаю, мы должны ответить на этот вопрос утвердительно. На политические и культурные вызовы откликаются и лозунгом «Прогресс и перемены!», и призывами стоять на месте и держаться стойко! В наши дни можно обоснованно усомниться в том, что положение Европы изменилось к лучшему после войны. Мнения, как известно, сильно разделились, и совсем недавно мы слышали стенания Шпенглера об упадке Запада[582]. Порою прогресс может завести не туда, а когда темп опасно нарастает, неподвижность может спасти жизнь. Нации тоже устают и жаждут политической и социальной стабильности: Pax Romana[583] много значил для Римской империи.

923 Всякая жизнь индивидуальна, и только в ней можно найти высший смысл. Тут мне хотелось бы процитировать глубочайшую мысль из книги Кайзерлинга: «Если занять наивысшую точку зрения, какая достижима для человека, твердо стоящего на земле, мы должны сказать: конечная цель заключается не в развитии наций как таковых; неужели кто-то мог подумать иначе? Жизнь наций – лишь средство для достижения высшей цели; в противном случае самый глубокий пессимизм не был бы достаточно глубок». При таком взгляде нация как внешняя характеристика человеческого общества является, конечно, ничтожным фактором. Какое тогда индивидууму дело до того, мирно ли размышляет его «нация» на зеленом лугу или нет? Но разве не к тому стремились отдельные мудрейшие правители? Так ли несомненно, что это состояние застоя совершенно бесполезно? Одной из наиболее важных характеристик каждой культуры является постоянство, когда человек создает нечто и вырывает это нечто из бессмысленного потока природы. Каждый дом, каждый мост, каждая улица – вот свидетели ценности постоянства в череде перемен.

924 Нейтральная стабильность Швейцарии, несмотря на все недостатки нашего национального характера, значит для европейской психики, как мне кажется, больше, чем Кайзерлинг готов признать. С его возвышенной точки зрения, Швейцария, должно быть, выглядит именно так, как он ее описывает. При взгляде со стороны так и есть. Она диаметрально противоположна натуре Кайзерлинга, ее приземленность противоречит его интуитивному темпераменту, для которого обыденное существование – мерзость. Вот почему он так возмущается людьми, которые имеют деньги, но ни на что их не тратят. Зачем тратить, если сбережение доставляет неподдельное удовольствие? Да, немалому числу других людей именно траты доставляют удовольствие, но это не наш случай. Бережливость равна бездействию, которого страшится Кайзерлинг, а траты сходны с освободительным движением, к которому стремится всякая интуиция. Кайзерлинг обвиняет Швейцарию в том, что в конечном счете составляет смысл ее существования. Швейцарский национальный характер, складывавшийся веками, сформировался не случайно; это осмысленный ответ на опасное, подрывное, если угодно, влияние окружающей среды. Мы, швейцарцы, должны, конечно, понять, почему ум, подобный уму Кайзерлинга, судит нас столь сурово, но взамен и этому уму предстоит осознать: ровно то, что ставят нам в вину, является нашим необходимейшим имуществом.

XX. Возвышение Нового Света[584]

925 «Возвышение Нового Света» – это подзаголовок немецкого издания книги Кайзерлинга «Освобожденная Америка»; во всех отношениях он является наиболее кратким изложением предмета повествования. Эта книга посвящена не просто и исключительно Америке (как в «Европейском спектре» речь шла не только о Европе). Нам рисуют чрезвычайно пеструю картину, переливающуюся всеми цветами радуги, мрачную и веселую, пессимистическую и оптимистическую, – настоящий спектр Америки, который нередко становится больше похожим на призрак. Непосредственной причиной рождения текста является абразивная поверхность трансатлантического континента, над которой кружил, рассыпая искры на лету, возвышенный творческий дух Кайзерлинга. Книга подобна независимому организму, в котором обнаруживается столько же характерных черт матери, сколько и черт отца. Это особенно заметно в том факте, что именно Америка стала для автора символом возникновения нового мира. Сначала кажется, что этот «Новый Свет» и есть Америка, но к концу книги приходит понимание, что новый мир включает в себя и Старую Европу, то есть нас самих. «Возвышение Нового Света» рассказывает об Америке и Европе, поскольку книга представляет собой плод взаимного влияния Кайзерлинга