Цивилизация в переходное время - Карл Густав Юнг

конечном счете этика – предмет заботы индивидуума, что убедительно доказал Альберт Швейцер. Если уж на то пошло, какова установка аристократа? Принимает ли он во внимание суждения других? С вершины своего положения он может высокомерно взирать на толпу и пренебрегать разноголосицей мнений («Собака лает, а караван идет»). Почему бы наименее аристократическому народу не поступать так же? Или здесь следует применить правило «Quod licet Jovi, non licet bovi»[572]? Но это значит забыть, что слова «подданный» (Untertan) в Швейцарии не существует уже очень давно и что исторически психологическая установка швейцарцев, в том числе на бывших «податных землях», складывалась усилиями тринадцати участников старой конфедерации[573]. Никто не станет спорить с тем, что типично швейцарская позиция игнорировать мнение окружающих имеет любопытное сходство с установкой аристократов. Я восхищаюсь прямолинейными швейцарцами, которые из своих скромных домиков уведомляют мир, что имеют собственное представление о ценностях и что им безразлично чужое мнение. Это тоже своего рода «аристократы», не «au-dessus de la mêlée»[574], как феодальные властители, а – при всей причудливости этого выражения – «au-dessous de la mêlée»[575]. Я не просто играю словами: шумиха всегда возникает там, где сталкиваются противоположности, то есть, неизменно, на полпути между верхом и низом. Наверху благородно, внизу неблагородно. Аристократ, пока остается наверху, стоит вне схватки; неаристократ, пока остается внизу, также в ней не участвует. Верх и низ всегда были братьями, как гласит мудрое изречение «Tabula smaragdina»[576]: «Небо вверху, небо внизу».

913 «Благородный» и «неблагородный» – оценочные суждения, субъективные и произвольные, а потому их лучше вынести за рамки обсуждения. Да и само слово «аристократ» есть оценочное суждение. Давайте лучше поговорим о «человеке духа» и «человеке земли». Дух, как известно, всегда вверху, это сияющее, огненное, воздушное существо, могучий порыв; земля лежит внизу, твердая, темная и холодная. Этот вечный образ выражен в принципах инь и ян классической китайской философии. «Человек духа» воплощает собой принцип ян; его основной характеристикой является установка, обусловленная идеями, которые часто определяют как «идеалистические» или «возвышенные». «Человек земли» воплощает собой принцип инь и характеризуется привязанностью к земле. Инь и ян – смертельные враги, которые нуждаются друг в друге. Человек, чья установка буквально пронизана почвой под ногами, олицетворяет принцип, который знаменует собой аристократическое щегольство, этого вечного противника и вечного партнера духа. Человек Кайзерлинга – аристократ ян, швейцарец же – аристократ инь. Так, по крайней мере, утверждает Кайзерлинг, когда именует швейцарца неблагородным par excellence. Я вполне согласен с этим заявлением, но с оговоркой, что под него также подпадут все те народы и части народов, на которые природа наложила свою могучую печать (речь о шотландцах[577], англичанах и обитателях голландского побережья, а также о норвежцах и всем населении Альп).

914 Наша самая прекрасная гора, видимая отовсюду в Швейцарии, зовется Юнгфрау – «Дева». Дева Мария – покровительница швейцарцев; Тертуллиан[578] писал о «девственной земле, еще не орошенной дождями», а блаженный Августин говорил: «Истина восстала из земли, ибо Христос рожден от девственницы». Это живое напоминание о том, что девственница-мать – сама земля. Издавна астрологическим знаком Швейцарии выступали Дева или Телец; оба знака – земные, верный признак того, что земной характер швейцарцев не ускользнул от внимания древних астрологов. К приземленности швейцарцев восходят все их плохие и хорошие качества: их практичность, ограниченный кругозор, бездуховность, скупость, флегматичность, упрямство, неприязнь к иностранцам, недоверчивость, а также ужасный Schwizerdütch[579] и нежелание вникать в дела других – выражаясь политическим языком, их нейтралитет. Швейцария состоит из многочисленных долин, впадин в земной коре, в которые вписаны человеческие поселения. Нигде нет бескрайних равнин, где безразлично местопребывание человека; нигде нет берегов, о которые бился бы океан, навевая мысли о далеких неизведанных землях. Альпийский житель живет как троглодит, окруженный более могущественными народами, которые связаны с большим миром, которые создают колонии или богатеют на сокровищах своей земли. Швейцарцы цепляются за то, что имеют, ибо другие, более сильные, захватили все остальное. Ни при каких обстоятельствах швейцарцы не согласятся быть ограблены. Их страна мала, их владения скудны. Если они потеряют то, что имеют, что послужит заменой?

915 Отсюда национальная гордость швейцарцев, которая, как справедливо замечает Кайзерлинг, мало чем отличается от еврейской. Это вполне понятно, поскольку евреи как единый народ находятся в столь же шатком положении и вынуждены создавать аналогичные защитные механизмы. Обида и гордость суть защитная реакция на внешнюю угрозу.

916 Сразу два вида стороннего вмешательства вызывают раздражение швейцарцев – это вмешательство политическое и духовное. Любой в состоянии понять, почему мы должны всеми силами защищаться от политического вмешательства; так родилось высокое искусство нейтралитета, порожденное необходимостью. Но что за стремление защититься вдобавок от духовного вмешательства? Это непреложный факт, я могу его подтвердить на собственном опыте. Английские, американские и немецкие пациенты гораздо более открыты новым идеям, чем швейцарцы. Новая идея для швейцарца всегда сопряжена с риском; для него она сродни неведомому и опасному животному, которое следует по возможности обойти стороной – а если приближаться, то с особой осторожностью. (Могу здесь добавить, что это отчасти объясняет удивительно слабые интуитивные способности швейцарцев.)

917 До сих пор все как будто в порядке. Я верю, что дух опасен и не верю в его главенство. Я верю только в Слово, ставшее плотью, в наполненное духом тело, где инь и ян сочетаются в живой форме.

918 Опасность, присущая духу, состоит в том, что он способен оторвать человека от корней, унести от земли, вдохновить на икарийские полеты – только для того, чтобы затем низвергнуть в бездонное море. Хтонический человек обоснованно боится и инстинктивно защищается, проявляя враждебность[580]. Напротив, человек духа страшится земной темницы и ее ненавидит. В сущности, это тот же самый вид предубеждения, который интуитивный тип испытывает по отношению к чувствительному типу: он путает последний с собственной низшей функцией ощущения. Естественно, чувствительный тип имеет такое же предубеждение против интуитивного. Когда они сталкиваются, то оба огорчаются, потому что ощущают, что их самые важные ценности были неправильно поняты. «Другой» в нас всегда кажется чуждым и неприемлемым; но если позволить себе огорчиться, досада проникнет внутрь, и мы станем богаче благодаря этому маленькому самопознанию.

919 Недовольство, которое Кайзерлинг вызвал в Швейцарии, не является признаком отрицания – оно просто доказывает, что наблюдатель разглядел все верно. Его книгу читают, обсуждают на каждом светском собрании. Подобное влияние обычно не бывает односторонним. Нечто швейцарское явно подействовало на Кайзерлинга, с