Вслед за словом - Владимир Дмитриевич Алейников

позвал его, сделав жест рукой в свою сторону, к себе: иди, мол, сюда, поскорее! что ты застрял в Москве?

Зелёные музыканты шагнули, один за другим, гуськом, за порог, в дверь, и стали: один – стебельком зелёным, другой – листком, третий – травинкой, четвёртый – целым зелёным холмом.

На полпути к Лягушачьей бухте стоял мой сосед, музыкант Миша Кудрявцев, – и играл, щурясь под солнышком, на своей ослепительно сверкающей трубе всем известную вещь – «Когда святые маршируют».

Женя Попов поднял с пола компьютер, пожал на прощанье мне руку:

– Пора, Володя, пора!

Примерился, разогнался – и, перепрыгнув через московский порог, пролетел в разогретом пространстве, описав в воздухе плавную, гибкую, выразительную дугу, куда-то вперёд – и оказался прямо в Лягушачьей бухте, рядом с Аксёновым.

Никаких лягушек там, разумеется, не было.

Но зато, вместо зелёных музыкантов, ставших частью природы, встретили его там, на камнях бухты, – четыре зелёных ящерицы.

Исчезла Москва.

Мы стояли с Ишкой на облаке.

– Это облако. Облако поэзии, – раздался откуда-то усиленный невидимым громкоговорителем голос Андрея Битова.

– Стихи и поэзия – это, конечно же, разные вещи, часто взаимоисключающие друг друга, противоположные понятия. У одних слова, строки, строфы – тяжёлые муки творчества, у других всё это – лёгкий, ликующий пир жизни. Владимир Алейников – это не стихи – стихия, поток чистого, звенящего звука, простор мысли, свежесть и яркость всегда обновлённого, животрепещущего слова, – раздался не менее громкий, подвыпивший голос Валеры Баскова.

Облако плыло в небе.

Мы с Ишкой стояли на облаке.

– Поэзия Владимира Алейникова ещё ждёт своего читателя. И – своего исследователя, – раздался голос Юры Крохина.

– Я знаю, кто вы! – гремел в стороне голос Владимира Микушевича. – Вы поэт с мировым именем!

Мы плыли с Ишкой на облаке.

– В стихах Владимира Алейникова действительно скифский дух, – доносился до нас голос Микушевича. – Я бы назвал стих Алейникова соитием стихий: стихии друг друга алчут, друг во друга проникают, но не растворяются одна в другой. Каждая из них верна себе и потому взыскует остальных!

Облако плыло над Скифией.

– Ты патриот пространства! – доносился издали голос Жени Рейна. – Ты поэт редкой группы крови!

При слове «кровь» Ишка насторожился.

А пространства было – хоть отбавляй.

Мы, на своём облаке, двигались в сторону Киммерии.

– Володя, давай пребудем тверды подобно герою данного романа. Осень – а мы всё те же, – раздался голос Саши Соколова.

И прямо в руки мои – из ничего, из ниоткуда, явившись сама по себе, – легла его книга «Палисандрия».

Тут наше облако стало просто сплошным туманом.

И начался вдруг – сон во сне.

Сон о Саше Соколове

Я увидел себя – в Америке. Оказался я там – зачем? Не знаю. Был я совершенно один. Шёл, шёл, по какой-то дороге, было много поворотов, холмов, густо заросших лесом. Стемнело. Начался дождь. Я брёл куда-то совсем далеко – и заблудился. Дождь усиливался. Я вымок до нитки. Наконец вышел я на какую-то большую поляну. За этой поляной виднелось большое, особняком стоящее здание. В окнах горел свет. Из темноты я двинулся вперёд, прямо на свет окон. Вдруг – резкие голоса, лай овчарок, лучи карманных фонариков, направленные на меня, прямо мне в глаза. Громкий приказ: «Остановитесь!» Я остановился. Ко мне подошли какие-то неизвестные люди, с военной выправкой, в мокрых плащах, с овчарками на поводках. Овчарки злобно рычали – и так и норовили меня укусить. Я замер на месте. Посыпались вопросы: «Кто такой?» – «Почему вы здесь оказались?» И – приказным тоном: «Документы!» Я достал свой заграничный паспорт. Один из подошедших быстро пролистал его и положил к себе в карман: «Этого недостаточно!» Я сказал: «Других документов у меня нет». Высокий, плечистый человек в капюшоне спросил: «А это что?» – и показал на оттопыренную полу моей куртки. «Ах, это! – сказал я, – это моя книга. Это стихи. Я поэт». Я достал свою книгу – и протянул её человеку в капюшоне. Говорили мы все почему-то по-русски. Дождь уже перешёл в ливень. В здании за поляной прибавилось света в окнах. «Он шпион!» – сказал один из подошедших. «Ещё чего! – сказал я. – Глупости. Я поэт». Человек в капюшоне перелистывал мою книгу. Я уже совершенно отчётливо понимал, что забрёл я ну совершенно не туда, что здесь не полагается находиться посторонним, что вся эта нелепая история чревата самыми серьёзными для меня последствиями, да и вообще – мало ли чего эти гаврики отчебучат? Ищи-свищи тогда меня. Эх, вот незадача! Я уже начинал беспокоиться. Виду, однако, не подавал. Спокойно стоял на месте. Человек в капюшоне листал мою книгу. На одной из страниц, освещённой лучом фонарика, я увидел посвящение над стихотворением: Саше Соколову. И вдруг меня осенило. Нет, это было – озарение. «Саша Соколов!» – сказал я, обращаясь ко всем сразу. Все головы повернулись ко мне. «Саша Соколов! – сказал я. – Он старинный мой друг! Саша Соколов! Поняли? Саша Соколов!» Подошедшие переглянулись. Один из них пошёл к какой-то будке – и вскоре вышел оттуда. «Ждите!» – было сказано мне. Я стоял и ждал. Минут через десять рядом со мной затормозила большая чёрная машина с затемнёнными стёклами. Из неё вышел человек в длинном, до пят, непромокаемом плаще, в низко, на самые брови, надвинутой шляпе, в кожаных перчатках. Плащ, шляпа, перчатки и ботинки у человека были чёрными. Всё это сразу же заблестело под хлещущими сверху ливневыми струями, в лучах фонариков. Человек, вышедший из машины, быстро подошёл ко мне. И я увидел, что это – Саша Соколов. «Саша!» – воскликнул я. «Володя, сколько лет, сколько зим!» – откликнулся Саша. Потом спросил: «Ты как здесь оказался?» Я ответил ему: «Шёл куда-то. Гулял. Или, может, бродил. Заблудился.» Саша быстро сказал: «Так. Понятно. Подожди.» Повернулся к людям с фонариками. Подошёл к ним. Что-то им тихо сказал. Те встали перед ним навытяжку, отдали ему честь. Тут же возвратили ему мой паспорт и книгу. Саша по-военному прикоснулся ладонью к обвисшей поле шляпы. «Вы свободны!» – сказал он всем. Те развернулись и удалились по направлению к дому, видневшемуся за поляной. Саша подошёл ко мне. «Поехали!» – сказал он. «Куда?» – спросил я. «Куда надо. Подальше отсюда.» Мы залезли в машину, устроились вдвоём на заднем сидении. Саша тронул рукой за плечо сидевшего впереди шофёра: «Двигай!» Машина тронулась с места. Вскоре поляна и дом за ней исчезли из поля зрения. Вокруг был только ливень – и лес за ним, и холмы, и дорога, дорога, дорога. Саша отдал мне мой паспорт и