Охота на русскую Золушку - Анна Трефц

мешал. Но я не смог. И в конце концов был прав. Маше действительно нужна была моя защита. А потом Лизи предложила подыграть, притворившись ее женихом. Какую цель она преследовала, я узнал только сегодня. Тогда же мне было все равно. Я хотел ее контролировать. Мне казалось, что это возможно. Каким же я был глупцом!

— Я воевал не меньше тебя, — заявил мне Ал, едва я сдал Мию следователю, — И совершенно точно смогу за себя постоять. Мне нянька больше не нужна.

Положа руку на сердце, я и сам понимал абсурдность существования службы его безопасности. На кой она ему нужна? Мои парни больше Лизи занимались. А Ал не представлял никакого интереса ни для прессы, ни для сплетников. Слишком положительный и потому слишком скучный. Появление Маши внесло в его жизнь определенное оживление, и все же он совершенно точно не дотягивал до уровня даже местечковой сенсации. Да даже в Оксфорде их отношения мало кому вздумалось бы обсуждать. Не говоря уже обо всей стране. Вот почему я без зазрения совести сдал дела, связи и удостоверение своему заместителю. Мне и правда пора двигаться дальше. К тому же наша дружба явно дала трещину. Мы все еще держались друг за друга, но погоня за одной девушкой как ржавчина разъела монолит нашей дружбы.

Как же он был против, как орал на меня, оставшись наедине, после того как я предложил нам всем провести некоторое время в домике родителей Лизи. А ведь я исходил все из той же гребаной безопасности. И я свои аргументы озвучил: Машу нужно увести из Оксфорда, но не за границу. Куда-нибудь в глушь, где ее трудно найти. Мы ведь понятия не имели, на что способен рассерженный русский олигарх. И в тот раз Ал меня послушал. И приехали мы туда уже не друзьями. Он ворчал всю дорогу, что я им навязался, что буду только мешать. Но я в первую очередь теперь думал о безопасности Маши. А что, если Каримов организует погоню? Если попытается выкрасть ее, и Ал, как бы он ни храбрился, вряд ли сможет противостоять в одиночку десятку вооруженных наемников. Одним словом, я ходил и оглядывался. Лизи развлекалась на свой лад. Она с утра до вечера разыгрывала перед Машей спектакль наших отношений. Первый день я попытался возмутиться, но потом решил, что все к лучшему. Хоть Ал немного успокоится и перестанет брызгать слюной. Он и так изо всех сил старался застолбить свою территорию. Дошло до того, что он не гнушался в подробностях рассказывать, как он любит Машу. И как она любит его. Какие у них жаркие ночи, и как им не хочется расходиться утром. Слушать его было невыносимо. Куда девался сдержанный, деликатный Ал. Я не мог поверить, что рядом со мной все тот же мой любимый недотепа недопринц. Пару раз мне хотелось его удавить за все эти интимные подробности. Но она его любит, а я ничего не могу с этим поделать. Даже если наброшусь на него с кулаками, что это изменит? Своими откровениями он довел меня до ручки. А Маша показывалась так редко, что больше походила на воспоминание, чем на реального человека. Лизи пыталась меня отвлечь вытаскивала в местные клубы. Их всего-то тут два приличных на всю округу. И еще несколько более-менее нормальных баров — вот и все развлечения. Гулять по набережной и то приятнее. Дошло до того, что под заливистый смех своей подружки я освоил велосипед. Оказывается, в гараже особняка их четыре штуки. Если не было сильного дождя я гонял по дорожкам парка, потом выезжал на побережье, раздевался и заходил в воду. Она в ноябре обжигающе холодная, а я стоял в ней по пояс и ждал, что, может быть, случится чудо, и тяжелая стальная вода заморозит во мне ненужное чувство. Но ни черта не вышло.

В общем в тот вечер я сдался. Понял, что зря все это затеял. Сидел у камина, пил коньяк из запасов отца Лизи и ругал себя за то, что загнал нас всех в ловушку. Особенно себя. Нужно выбираться отсюда иначе я просто сойду с ума. Представлять Машу с Алом, под Алом, обнаженную, горячую, податливую, было невыносимо. Единственное, что меня мирило с действительностью, то, что Ал лучше меня. И Маше несказанно повезло выбрать его из нас двоих.

А потом я услышал ее шаги. Легкие, почти невесомые. И вдруг разозлился до боли. Казалось, что голова сейчас взорвется. В висках стучало одним: «Почему? Почему он?». Зачем тогда она целовалась со мной с такой страстью? Почему податливо тянется ко мне всякий раз, как я ее обнимаю? Она же Ала любит, разве нет? Тогда зачем ей нужен я?

И я решил выяснить это прямо сейчас, даже не допив коньяк, идиот. Она стояла в слабо освещенном холе такая трогательная в своей дурацкой теплой пижаме, с растрепанными волосами и в толстых носках. Первым желанием было просто согреть. Потому что ее трясло. Уж не знаю от холода или от страха. Конечно, она меня боится. Ведь всякая наша встреча заканчивается руганью и моими оскорблениями. Это из тех, которые она помнит. А остальные-то не в счет. Ну, а потом все опять пошло не по плану. Я все хуже себя контролирую рядом с ней. И почти сразу слетел с катушек. Язык молол какую-то мерзкую чушь, за которую правильнее было бы двинуть мне по яйцам, а губы жадно целовали, руки ласкали так, чтобы обжигать горячими пальцами ее холодную кожу. И она снова поддалась, обмякла, потянулась ко мне, ответила на поцелуй.

«Что-то тут не так», — вспыхивало в голове. Нужно быть законченной шлюхой, чтобы любить одного, а так отчаянно хотеть другого. А Маша меня хотела в ту ночь. Но и шлюхой она не была. Так в чем прикол?

«Спрошу утром» — вот что я решил, и последние запреты рухнули. В конце концов, она тоже меня целовала. И ее ладони ласкали меня под свитером. Сознание послало прощальный поцелуй и улетело в космос, оставив меня наедине с ней. С моей любовью и моей болью. И уже ничего не могло нам помешать быть вместе. Запереться от всего мира в моей комнате и не выходить из нее пока мы не разберемся, что за фигня между нами. Возможно, нам понадобится не одна ночь. И плевать на все. В том числе и на Ала.

Как там говорят, хочешь рассмешить Господа, сообщи ему о своих планах.