Ночные кошмары и фантастические видения - Стивен Кинг

– Ладно. Наверное, лучше начать с того, как ты привыккурить.

Из музыкального автомата, который несколько минут молчал,вдруг послышалась нудная аранжировка знаменитой песни Билли Рей Сайруса«Разбитое сердце саднит». Пирсон удивленно уставился на Дьюка Райнемана иоткрыл было рот, чтобы спросить, какое отношение имеет его курение к ценам накофе в Сан-Диего. Но не произнес ни звука. Ни одного.

– Ты бросил… Потом снова начал… Но понимал, что если небудешь соблюдать осторожность, то через пару месяцев опять будешь тянуть по двепачки в день, – начал Дьюк.

– Так?

– Да, но я не вижу…

– Увидишь. – Дьюк достал платок и вытер лоб. Когда Дьюквернулся, поговорив по телефону, Пирсону показалось, что он весь пылает отвозбуждения. Да, но было и кое-что еще: он был страшно напуган.

– Просто поверь мне.

– Ладно.

– Как бы там ни было, ты приспособился. Можно это назвать«модус вивенди». Бросить ты не мог, но оказалось, что это еще не конец света:это вовсе не кокаин и не алкоголь, когда надо все время наращивать дозу.Курение – очень противная привычка, но есть масса промежуточных состояний междутремя пачками в день и полным отказом.

Пирсон уставился на Дьюка широко открытыми глазами, и тотулыбнулся:

– Я вовсе не читаю твои мысли, не думай. Просто мы знаемдруг друга, так ведь?

– Видимо, да, – задумчиво произнес Пирсон.

– Я просто забыл, что мы оба Люди десятого часа.

– Кто-кто?

Пирсон прочел небольшую лекцию о Людях десятого часа и об ихплеменных жестах (мрачный взгляд при виде таблички «КУРИТЬ ЗАПРЕЩАЕТСЯ»,обреченное пожатие плечами, когда некто облеченный властью требует:«Пожалуйста, бросьте сигарету, сэр»), племенных амулетах (жевательная резинка,леденцы, зубочистки и, разумеется, флакончики с аэрозольным дезодорантом) иплеменных молитвах (наиболее распространенная «Со следующего года точно брошу»).

Дьюк восхищенно выслушал, а потом воскликнул:

– Боже милостивый, Брэндон! Ты открыл пропавшее коленоИзраилево! Все чокнутые пошли за верблюдом, нарисованным на пачке!

Пирсон расхохотался, заслужив еще один неодобрительныйвзгляд бармена.

– Во всяком случае, подходит, – продолжал Дьюк. – Позвольтебя спросить – ты куришь при ребенке?

– Боже упаси, нет! – воскликнул Пирсон.

– А при жене?

– Нет, никогда больше.

– Когда ты последний раз тянул в ресторане?

Пирсон подумал и не мог вспомнить. Теперь он садился в заледля некурящих даже тогда, когда был один, и воздерживался от сигареты, пока недоест, расплатится и выйдет. А дни, когда он курил между каждым блюдом,остались в далеком прошлом.

– Люди десятого часа, – зачарованно произнес Дьюк. – Слушай,мне нравится – нравится, что у нас есть имя. И мы действительно как племя.

Это… Он вдруг замолчал, посмотрев в окно. Мимо проходилполицейский, беседуя с красивой молодой женщиной. Она смотрела на него свосхищением и желанием, совершенно не замечая черных, оценивающих глаз исверкающих треугольных зубов над своей головой.

– Боже, взгляни на это, – прошептал Пирсон.

– Да, – вздохнул Дьюк. – Это распространяется все больше. Скаждым днем. – Он задумчиво рассматривал свой недопитый стакан. Потомвстряхнулся, прогоняя мрачные мысли. – Кем бы мы ни были, – сказал он Пирсону,– мы единственные на всем проклятом свете, кто видит их.

– Кто, курящие? – недоверчиво спросил Пирсон. Конечно, надобыло понять, что Дьюк к этому ведет, но все же…

– Нет, – терпеливо объяснил Дьюк. – По-настоящему курящие ихне видят. Некурящие не видят тоже. – Он смерил Пирсона взглядом.

– Их видят только такие, как мы, Пирсон, – ни рыба ни мясо.Только Люди десятого часа вроде нас.

Когда через пятнадцать минут они вышли от Галлахера (Пирсонсначала позвонил жене, изложил свою выдумку и обещал быть дома к десяти),ливень перешел в мелкую морось, и Дьюк предложил пройтись пешком. Не весь путьдо Кембриджа, куда они направлялись, но достаточно, чтобы Дьюк успел рассказатьему побольше. Улицы были пустынны, и они могли разговаривать, не оглядываясьпоминутно через плечо.

– Это похоже на первый оргазм, – говорил Дьюк, когда они шлив тумане в сторону Чарлз-ривер. – Коль уже пошло, это становится частью твоейжизни. То же самое здесь. В какой-то день вещества у тебя в голове вступают внужную реакцию, и ты начинаешь их видеть. Знаешь, я удивлялся, сколько людейбуквально умирало от ужаса в этот момент. Очень много, я уверен.

Пирсон взглянул на кровавый отсвет фар движущихся машин намокрой мостовой Бойлстон-стрит и вспомнил то ощущение ужаса от своей первойвстречи:

– Они такие мерзкие. Такие отвратительные. И мясо у нихдвижется вокруг черепа… Это же не описать словами, правда?

Дьюк кивнул:

– Они действительно уродливейшие твари. Я увидел первого вметро, когда ехал домой в Милгон. Он стоял на платформе станции Парк-стрит.Хорошо, что я был в поезде и поехал дальше, потому что я закричал.

– И что случилось?

Улыбка Дьюка перешла в кислую гримасу:

– Люди посмотрели на меня, потом быстренько отвернулись.Знаешь, как к этому относятся в большом городе: на каждом углу стоит чокнутый ипроповедует, как Иисус Христос любит тарелки фирмы «Таппер».

Пирсон кивнул. Он знал, как это выглядит в большом городе.Вернее, считал, что знает, – до сегодняшнего дня.

– Высокий рыжий парень, весь в веснушках, сел рядом со мнойи взял меня за локоть так же, как я сегодня утром сделал с тобой. Его зовутРобби Дельрей. Он маляр. Сегодня ты его увидишь у Кейт.

– Кто такая Кейт?

– Специализированный книжный магазин в Кембридже.Фантастика. Мы там встречаемся раз или два в неделю. В основном хорошие люди.Увидишь. Как бы там ни было, Робби схватил меня за локоть и сказал: «Ты неспятил, я тоже это видел. Это действительно человек-летучая мышь». Так он,конечно, мог разглагольствовать и под действием хорошей дозы амфетамина… Толькоя же видел это, и облегчение…

– Да, – произнес Пирсон, мысленно возвращаясь к сегодняшнемуутру. Они пропустили бензовоз на Сторроу-драйв и перебежали всю в лужах улицу.Пирсон обратил внимание на нанесенную краскораспылителем, уже выцветшую надписьна обратной стороне скамейки у реки. «ЧУЖИЕ ВЫСАДИЛИСЬ – гласила она. – МЫСЪЕЛИ ДВОИХ».