Международное тайное правительство - Алексей Шмаков

7 июня, в той же Думе, иудейский же депутат, наглый шаббесгой Щепкин, равным образом осмелился и на такие слова: «Министр Столыпин вступает открыто на путь борьбы со свободой, со всем освободительным движением, и мы устами полумиллионного населения Одессы шлем пожелание Столыпину в этой борьбе всяческих неудач, поражения и гибели, шлем ему народное проклятие!»

Наступает 12 августа… «Что это, – сон?!» – несколько очнувшись, спрашивает девочка, дочь П. А. Столыпина, которую с раздробленными ногами выносят из только что разрушенной взрывом дачи ее отца, министра. «Нет, барышня, это не сон!» – отвечает ей один из солдат, оклеветанных жидом Якубзоном в той же Государственной Думе. Вместе с дочерью был изувечен и трехлетний сын П. А. Столыпина. Сверх того, здесь же изранено или истерзано более тридцати человек, из которых шесть вскоре умерли; судьба остальных представлялась неизвестной и, во всяком случае, печальной;…наконец, 24 человека убиты на месте, а клочья их тел были разбросаны на значительном расстоянии, частью даже повисли на деревьях. Сила адского взрыва была столь ужасна, что отразилась и на другом берегу реки. Солидное здание дачи на аптекарском острове в Петербурге разрушено так, как это могла сделать только вновь усовершенствованная радиоактивная бомба… Сам министр остался невредим и, стало быть, цель злодеяния не достигнута. Но как еще весь этот ужас отзовется на душе отца семьи и невольного виновника стольких жертв, об этом судить тогда представлялось трудным…

Бомба, которой несколько раньше был растерзан Плеве, оказалась привезенной из Белостока, а портфель, взорвавший несколько десятков человек на роковом приеме у Столыпина, был, по-видимому, доставлен из Москвы. Первопрестольная столица России являлась как бы главным притоном еврейской революции. Один из бешеных зверей, принесших бомбу 12 августа и, в свою очередь, убитый, оказался, по медицинскому освидетельствованию, также иудеем…

Располагая большими деньгами, эти звери занимали лучшие помещения, катались в роскошных ландо и бывали в опере даже накануне злодейства. Рассказывают, будто за несколько времени до взрыва «портфеля» мимо дачи Столыпина проехал красный автомобиль, который видели и перед убийством Плеве…

Судьбе было угодно чтобы, в числе других скончались мученической смертью и старик швейцар, прослуживший 40 с лишком лет при 16-ти министрах, и такой патриот, как князь Н. В. Шаховской, а «председатель центрального комитета партии народной свободы» остался жив…

Скорбь и страх охватили бесконечные массы людей и у нас, и за границей. Единодушный клик сострадания, ужаса и протеста послышался отовсюду, за исключением «освободительной» прессы, всеконечно.

П. А. Столыпин остался жив и не дрогнул, исполняя еще многое на службе отечеству. Но он не берегся. Напротив, обуздывая Финляндию и сокрушая ярость иудейского террора в России, он не допустил заглохнуть делу о ритуальном убийстве Андрюши Ющинского и поднял вопрос не о национализации кредита, как заведомо лживо бесновалась иудейская печать, а лишь о выделении большей доли средств Государственного Банка на учет русских торгово-промышленных векселей. Этого мало. Он вдохнул веру в рассвет лучших для нас дней и грозно стал на страже русского знамени. Наконец, будучи еще молодым сравнительно человеком, он, видимо, только расправлял еще орлиные крылья.

Такой для себя опасности враги России допустить не могли. С точки зрения всемирного кагала, П. А. Столыпин не должен был оставаться в живых.

Сыны Иуды умеют подстерегать, да и с корыстью либо с честолюбием знаются…

Прошло четыре года со дня взрыва на Аптекарском острове. Время, этот всеисцеляющий врач, позволило, казалось, утихнуть и тем страданиям, которые вынес П. А. Столыпин, переживая событие 12 августа 1907 года… Вдруг пожелания гибели, прошипевшие через одесского шаббесгоя Щепкина 7 июня 1907 года, отозвались предательским выстрелом Мордки Богрова… 1 сентября 1911 года.

А в Государственной Думе целое сообщество хочет уничтожением «черты оседлости» открыть все заслоны и затопить Россию всепожирающими паразитами, т. е. во много раз увеличить их губительную силу. Sunt pueri, pueri, – puerilia tractant!..

Что же это, в конце концов, означает? Это показывает страстное желание жидов и шаббесгоев добиться своей цели проделать в России уже не скоропостижный и не удачный бунт, как в 1905 году, а огромный и кровавый погром в стиле великой французской революции, с сотнями тысяч замученных жертв и с полным ниспровержением нашего исторического строя.

«Le seul auquel la Revolution a profite est le juif; tout vient du juif, tour revient au juif!..», – свидетельствует такой мыслитель, как Дрюмон.

Устроенная жидомасонами «философская» революция дала евреям во Франции неслыханное торжество. Там не только сложилась династия Ротшильдов, но менее, нежели в течение одного века, сто тысяч евреев сделались хозяевами великой католической державы. То же хотят проделать и с великим православным царством. Начинают с цареубийства, кончают народоубийством!..

XIV. Путем изложенного, ознакомившись до некоторой степени с фактическим материалом, мы для полноты картины должны обратиться к характеристике самих методов иудейской политики.

Кто, не зная евреев, столкнулся бы впервые с политиком из кагальной среды, тот, exusez du peu, был бы сначала очарован. Его удивляли бы яркость и блеск, увлекающая живость, даже вдохновенность приемов. Свободные от оков сомнения, быстрые, как стрелы, сверкающие как метеоры, идеи показались бы ему брызгами высшего дарования. Впадая в невольное сравнение сложности мыслей и научности сочетаний арийского ума с этой чудной легкостью и ослепительной смелостью, он, быть может, отдал бы преимущество уму еврейскому и даже стал бы рассматривать этот последний, как избранника, призванного взять на себя будущее человечества и держать бразды правления в своих руках.

Однако, уже при некоторой проницательности не могла бы не поразить наблюдателя масса странностей. Дикость жестов, болезненный огонь в глазах, резкость порывов и ядовитость интонаций не допустили бы его увлечься первым впечатлением…

Вскоре, слушая далее, он, к своему удивлению, заметил бы, что еврейский мозг живет концепциями уже готовыми, причем они являются внезапно и непроизвольно, как бы приносимые сокрытым телеграфом. С этой минуты он едва ли мог бы удержаться от подозрения, что во всяком иудейском политике есть несомненный зачаток безумия. Но и засим прошло бы немало времени, пока он вникнул бы в дело вполне и признал бы, что у такого еврея сумасшествие повинуется точным законам, неуклонно преследует одну и ту же цель, а в основании своем имеет жестокую, неутолимую алчность.

Более же глубокое внимание указало бы еще и на следующую, важнейшую особенность. Соединенные тайными нитями, еврейские политики при данных условиях чувствуют и повторяют буквально то же самое; им не надо ни видится, ни сговариваться; один и тот же незримый ток влияет на них всех разом; повинуясь какому-то мистическому влиянию, они исполняют его без наивной дисгармонии.

Наконец, дальнейшее исследование различий между нормальным пониманием вещей, как его познает арийский гений, и еврейскими несообразностями выяснило бы, что идеи кагала в политике не только исключают возможность взвесить их, но едва лишь наблюдатель оградит себя от их пустозвонной стремительности, как они представляются ему в своем естественном состоянии неизлечимого возбуждения, неуравновешенными и несогласованными взаимно. Они переливают из пустого в порожнее, а подвижность языка разоблачает лишь умственную нищету. В заключение, прорываются наружу и другие недочеты. Интеллектуальный организм евреев не выносит глубокой вдумчивости в прошлое и в будущее; ему не дано постигать факты с их отдаленными причинами и постепенным течением и следовать за их предстоящим развитием; у еврея нет той способности глядеть вперед и назад, которая так метко выражалась в двойном лице бога Януса, символизировавшего у мудрых римлян политический гений; его горизонт сводится к узкой действительности; схватившись за нее, он в ослепленной болтовне строит на этом все свои воздушные замки…