Демонтаж народа - Сергей Кара-Мурза

Итак, это акция психологического воздействия, которое резко меняет оценки главного «этнизирующего иного» и даже сами критерии таких оценок; людям навязывается совершенно новое основание для самоосознания — из него удаляется стержневое положение о самобытности русской культуры и культуры других народов СССР. Дескать, между мыслями и чувствами русских и немцев, православных и протестантов, советского и буржуазного мировоззрения нет никакой существенной разницы — так, детали быта (чуть позже скажут, что и быт наш недостойный). Не занимает Россия и никакого особого места «на карте человечества». Когда подобные утверждения стали литься на головы людей в тысячах разных словесных и художественных форм, был ослаблен или разрушен целый важный пучок связей этничности и национального сознания. Была разрушена та часть фундамента этого сознания, выстроенная с огромными трудами в советский период, о которой писал А.С. Панарин в выдержке, приведенной в гл. 26 (о том, что в «формационных сопоставлениях Россия впервые осознавала себя как самая передовая страна и при этом — без всяких изъянов и фобий, свойственных чисто националистическому сознанию»).

История становления современного представления русских о пространстве России довольно хорошо изучена. Землепроходцы, казаки и мореходы прошли огромные расстояния, вступили в интенсивные контакты с множеством народов, и постепенно устоялось видение России как Евразии. Об этой концепции имеется большая литература, ее смысл выражен в художественной форме великими поэтами, этот смысл принят массовым сознанием. Понятно, что идеологическая кампания по разрушению этого образа создала множество трещин в сознании и русских, и других народов России.

Вот, в журнале «Вопросы философии» излагается навязчивая идея начала 90-х годов: «Россия не Евразия, она принадлежит Европе и не может служить мостом между Европой и Азией, Евразией была Российская империя, а не Россия» [46]. Как это должны понимать русские — Сибирь не Россия, а часть Российской империи? А Приморье чье будет? Как это должны понимать якуты — они из России изгоняются и места в Европе лишаются? Ведь эта статья, а таких было множество, есть типичная идеологическая диверсия, одна из множества бомб психологической войны против России. Могла ли этого не видеть редколлегия главного философского журнала Российской Академии наук?

В целом вся проблематика пространства России, ее территории, ее геополитических союзников и противников излагалась во время перестройки и реформы настолько противоречиво, что народ в течение вот уже двадцати лет находится в состоянии стресса. Устойчивое восприятие пространства, которое, как было сказано в гл. 11, является одной из важнейших «сил созидания» народа, непрерывно подтачивалось. Это делалось сознательно и зачастую глумливо. Еще в 1990 г. в популярной передаче «Взгляд» ведущий Александр Любимов и его собеседники, давая сюжет из Калининграда, все время называли его Кенигсбергом, подчеркивали его немецкое происхождение и радовались, что он начал заселяться немцами. Столь же разлагающее воздействие на связность народа оказывали периодические кампании 90-х годов с пропагандой идеи возвращения Японии Курильских островов — без какого бы то ни было диалога с несогласной стороной.

Отметим еще одну важную кампанию, которая на фоне прочих событий не привлекла большого внимания, но в действительности обеспечивала непрерывную коррозию пространственных представлений народа. Речь идет о политических играх правящей верхушки РФ и западнической элиты с НАТО.

В массовом сознании советского народа НАТО воспринимался как военный союз Запада в его «холодной» войне против Советского Союза с целью непрерывного балансирования на грани «горячей» войны. НАТО объединил огромные экономические, технические и людские ресурсы и заставил СССР втянуться в тяжелую гонку вооружений. От НАТО исходила постоянная крупномасштабная угроза для русского народа как ядра СССР, и это единодушное восприятие НАТО играло большую роль в сплочении всего советского народа и особенно русских. НАТО сплачивало народ России не страхом (сравнимого по интенсивности с «ядерным страхом» в США советские люди не испытывали) — людей соединяло возмущение несправедливостью и тупостью политики с позиции силы.

Известно, что попытки остановить развитие событий по сценарию «холодной» войны были безуспешными, хотя И.В. Сталин даже поставил вопрос о вступлении СССР в НАТО и его превращении в систему коллективной безопасности. После этого НАТО однозначно стал символом Запада как угрозы.

В декабре 1989 г. Горбачев вел на Мальте конфиденциальные переговоры с Бушем, и стало созревать ощущение, что он там договорился о ликвидации Организации Варшавского Договора, социалистического лагеря, а потом и СССР. НАТО как угроза приобрел новый смысл, и советских людей волновал вопрос, будет ли НАТО подступать к границам СССР. Горбачеву уже не верили, он до этого врал слишком много. На время успокоили сами немцы — 31 января 1990 г. министр иностранных дел ФРГ Геншер выступил с такой декларацией: «НАТО непременно должно заявить — что бы ни происходило внутри Варшавского пакта, территория НАТО не будет расширяться на восток, то есть в направлении границ Советского Союза».

Казалось, что это условие можно было бы оформить юридически, поскольку СССР «снизу» казался еще могучим государством. Бывший министр обороны Чехословакии генерал Мирослав Вацек утверждал, что Вацлав Гавел сказал ему во время их первой встречи: «Мы не сумасшедшие, чтобы пытаться выйти из Варшавского договора». Затем Гавел в беседе с Горбачевым предложил ему провести переговоры с Западом об одновременном роспуске обоих блоков. Горбачев этого предложения не принял.

Одновременно в Москве резко изменилась риторика «демократов». Они заговорили о «европейской цивилизационной идентичности» России, взяли курс на выталкивание из союза среднеазиатских республик, выступали в тесном альянсе с «народными фронтами» Прибалтики. В этих кругах стали говорить о желательности вступления в НАТО и его расширения, таким образом, до границ Ирана и Китая как общего у Запада с Россией цивилизационного противника. Эта западническая элита обнаружила совершенно новый для масс геополитический вектор, несовместимый с теми представлениями, которые были укоренены в культурном ядре народа.

Как только был ликвидирован СССР, Ельцин в первом же своем послании Совету НАТО 20 декабря 1991 г. заявил: «Сегодня мы ставим вопрос о вступлении России в НАТО, однако готовы рассматривать это как долговременную политическую цель» [47].

Это был первый пробный шар, но для нашей темы важнее та кампания, которая с тех пор велась в прессе. Так, в 1994 г. влиятельный политик и политолог С. Караганов в статье «У дверей НАТО мы должны оказаться первыми» («Известия», 24 февр.) доказывал, что РФ надо бороться с Польшей, Чехией и Венгрией за право вступить в НАТО первой. Сторонники этого курса (например, А. Козырев) представляли Россию как цивилизационного союзника Запада в назревающем столкновении с исламом, в «совместной защите ценностей» при «продвижении на восток». Сам Козырев выражался ясно: по его словам, Западу «следует помнить об азиатских границах стран, образующих зону Совета североатлантического сотрудничества. И здесь основное бремя ложится на плечи России».