Красный свет - Максим Кантор

– Вы думаете, ваши деды стали бы защищать бандитов? – спросил Щербатов.

– Петр Яковлевич, не надо употреблять этот бездоказательный термин. Бандит ли Барбаросса? Бандит ли Юлий Цезарь или Уинстон Черчилль? Я как адвокат обязан исходить из невиновности каждого. Как либерал я поддерживаю свободу каждой личности. И буду служить любому, даже если молва огульно обвинит его в бандитизме. Святых нет нигде. Но закон для меня и есть единственная святыня. Закон, он и в истории, и в криминалистике – один. А для вас разве не так?

– Нет, – сказал Петр Яковлевич. Серый следователь пригладил редкие волосы на своей лысой голове, нахмурился, голос его звучал строго. – История – это отнюдь не детектив, история – прямая противоположность детективу. Вы мне сказали, что неонацисты хотят представить самих Гитлера с Гиммлером евреями и опровергнуть тем самым Холокост. В бытовом детективе от изменения личности преступника преступление может предстать иначе. В масштабах истории – изменится не преступление, а мотив преступника. Совершенно не нужно опровергать тот факт, что Гитлер и другие нацисты – евреи. Допустим, сами палачи тоже евреи. Что это означает? Что шесть миллионов евреев не убивали? Даже допустим, что цифры поддельные! И что же, евреев не убивали прежде в Египте, в средневековой Испании, в Польше, не жгли евреев на кострах и не зарывали живыми в землю? Все века исторического насилия над меньшинством разве будут опровергнуты тем фактом, что у Гейдриха есть еврейская кровь? Это крайне мелкая деталь, которая вписана в неизмеримо большую картину. Пусть главные фашисты – евреи и лишь притворялись немцами – значит ли это, что не было истории Германии с ее Крестовыми походами? Не было резни в Палестине, и Холокоста не было? Это вряд ли может означать, что выдумали всю многовековую историю Европы, проповеди Лютера, протестантские охоты на евреев. И неравенство было, и мораль победителей была, и, если Гитлер и Гимлер – евреи, произошло нечто обратное отрицанию антисемитизма: они как раз подтвердили притягательность идеи антисемитизма. Они снова, увы, подтвердили, что теория уничтожения людей по расовому признаку настолько привлекательна, что убийце хочется утаить свое происхождение, чтобы получить теоретическое обоснование для убийства себе подобных. Тот факт, что Гитлер еврей, не опровергает наличия антисемитизма, но ужас антисемитизма стократно усиливает. Отчего бы не поразиться тому факту, что Гитлер – человек? Гитлер – обыкновенный человек, с мозгами и сердцем. Но то, что он – человек, не отменяет факта, что он отдавал приказы убивать людей. Мы можем судить Гитлера по законам детектива и можем судить его по законам истории. По законам детектива есть градации обладания свободой и градации преступления. По законам детектива он получится косвенным виновником смерти миллионов, поскольку даже письменных распоряжений не давал об убийствах. По законам истории он и нацисты – убили миллионы людей; каким кодексом вы предлагаете руководствоваться в деле Гитлера? Вы несомненно помните казус Нюрнбергского процесса, построенного как детективный суд, когда формально судьи не могли уличить Геринга. Все знали, что он повинен в Холокосте, но прямых улик не было – прицепились к расстрелу шестерых английских летчиков, а удушение миллионов доказать не смогли. Вот вам пример, коллега, как детективной меркой судят историю. Вы говорите мне, что надо выбирать ту свободу, которая видится сегодня гуманее: свобода Александра Македонского – или свобода персидского воина? Свобода американского солдата – или свобода афганца? Вы предлагаете мне обеспечить честное соревнование этих свобод, сделать так, чтобы их борьба на рынке свобод была по правилам. А в дальнейшем – аплодировать победителю. Но результат заранее известен! Не может безногий победить в соревнованиях по бегу, даже если соблюдены все правила. А значит, закон истории и закон криминальный – не одно и то же. Нет. Закон истории есть закон эпоса, а закон наших будней – он существует сегодня. И не говорите мне, что защищать бандитов – значит помогать прогрессу, потому что я видел нищих старух, которых они ограбили. И знаете ли вы, как я поступлю? – Петр Яковлевич посмотрел исподлобья на Чичерина. – Хотите ли, чтобы я вам сказал, какого принципа придерживаюсь? Я исхожу из того, что принять чужую историю уже поздно. И вам и мне много лет, мы уже прожили свою жизнь, давайте умрем достойно. Нет собственной истории, и чужой тоже нет, а бандиты – это, извините, не история. Если у нас нет истории, а только набор дневных законов – что ж, я буду защищать каждую минуту, я буду бороться за каждый час, буду отстаивать дни. Если не смогу арестовать бандита за ограбление старушки, я арестую его за переход улицы в неположенном месте.

– Вы говорите вещи, противоречащие нашей профессии, – сказал Чичерин.

– Теперь рассмотрим наш случай. Есть отпечатки пальцев на ремне – этим ремнем конкретный Панчиков С. С. душил Мухаммеда Курбаева, это детектив. Вы спрашиваете: не повредит ли правда – репутации оппозиции. Я решил стать следователем для того, чтобы не смешивать эти понятия никогда. Мне безразлична репутация оппозиции. Метрические свидетельства Гитлера не отменяют факта Холокоста в истории двадцатого века, будь он хоть трижды евреем; а политическая борьба в России – не отменяет убийства татарина еврейским бизнесменом.

– Вы настаиваете на такой формулировке, коллега?

– Это ваша формулировка; я говорю проще: Панчиков С. С. задушил Курбаева М. И.

Некоторое время коллеги гуляли молча по коридору следственного управления. Следователь Щербатов смотрел себе под ноги, а адвокат Чичерин изучал узоры на стенах, возникшие от потеков краски и облупившейся штукатурки. Затем адвокат сказал:

– Как бы то ни было, в финале вашего прекрасного рассуждения будет стоять конкретная работа. Улики, документы, свидетельства. Изготовить метрическое свидетельство Гитлера – полчаса работы. Про Гитлера ничего не известно, про Буша ничего не доказано, да и про Панчикова тоже не доказано. Белые – или красные, евреи – или нацисты, либералы – или охранители, это, коллега, вопрос позиционирования обвинительного акта. Отпечатки пальцев? Ерунда… Сотни способов есть, как отпечатки на ремень перенести. Не совершите ошибки.

– Постараюсь.

– Буду с вами откровенен, – сказал Чичерин, – у нас неофициальная беседа, я вас специально на прогулку пригласил. Гуляем по коридору… Не за столом… Без свидетелей. Вопрос, который хочу поднять, деликатный.

– Я вас слушаю.

– Вы говорили страстно, поверьте, я испытал к вам симпатию. Но всякая страсть чем-то инициирована – говорю вам это как человек, сидящий в судах всю жизнь. Вот я подумал: а что же стоит за вашей столь пылкой любовью к совести? Зависть к богатству? Нет, мелко, недостойно вас! Возможно, подумал я, вы ненавидите богачей, демократов, западников – потому, что они вам кажутся крепостниками. Наверняка считаете: используют народ в несчастной стране. Прав?

– Я так не говорил, – замялся Щербатов, и адвокат увидел, что он угадал.

– По глазам вижу, что прав! Скорее всего, вы говорите себе так: я не люблю неравенство! И в вашей превосходной речи этот мотив был очевиден. Совестливый вы человек, уважаю! Но вы не за совесть ратуете – давайте будем до конца откровенны: совесть – штука гибкая, у некоторых ее и вовсе нет! Вы ратуете за равенство и называете равенство – условием существования совести. Ведь так? – Адвокат сделал паузу, выжидая, возразит ли следователь, но тот промолчал. – Равенство – это хорошо, – согласился адвокат. – И возможно (заметьте, я говорю: возможно!) вам кажется, что атака на либеральную оппозицию выгодна делу справедливости в целом. Вы рассуждаете вот как: страна крепостная, бесправная, и свобода одного ущемляет свободу другого; так лучше пусть все будут одинаково несвободны – это честнее. Суждение резкое, но логически здравое. Обращу ваше внимание вот на что: либералам в нашей стране исторически противостоят охранные структуры. Это такой клан, такая каста в обществе – силовики. Они регулируют справедливость, а сами стоят над обществом, они самые свободные люди в стране – самые главные либералы! Понимаете? Прошу, не перебивайте. Вы ведь не можете отрицать, что у всякого детективного дела есть историческая подоплека? Вот известный детектив: пожар в Рейхстаге – но есть ведь и история за этим детективом! Даже сценарий сейчас возник: силовики против либеральных юристов. Вам, возможно (заметьте, я говорю: возможно!), кажется, что вы участвуете в борьбе. Как будто наверху идет реальная борьба. Так вот, поверьте: противоречий между силовиками и либералами нет. И сам президент нам только благодарен за все наши демонстрации. Есть у него какой-то расчет… Скрытый расчет… И думает президент точно так, как думаем мы, либералы, и даже деньги свои хранит в том же самом манхэттенском банке.