Греховные радости - Пенни Винченци

— Я точно не жил, — улыбнулся ему Макс. В нем постепенно пробуждалось какое-то теплое чувство к Томми.

Разговор продолжался, Макс заговорил о Ки-Уэсте.

— Тебе надо самому туда съездить и поговорить с Джонни Вильямсом, — заявил Томми.

— Я это уже сделал. Он-то мне и подсказал, где вас найти.

— О'кей. Но все равно поговори с Джонни поподробнее. Мы иногда по нескольку дней напролет просиживали в «Пэррот-хаусе», только пили и разговаривали, ничего больше.

— И… танцевали, насколько я слышал? — осторожно спросил Макс. — Мне говорили про какую-то женщину, которая танцевала чечетку и вас всех научила, так?

— Да, это Вирджи. Вирджи Кейтерхэм. Боже, какая она была красавица! Я любил Вирджи. Очень любил.

— И она тоже была… одной из тех красоток, которых вы раскладывали на палубе своей яхты?

Макс вдруг почувствовал, что ему стало нехорошо, рука у него задрожала. Он опустил свой стакан на стол и заставил себя улыбнуться Соамс-Максвеллу.

— Была. Ох, была. Красавица. Какая же она была красавица! Но не думай, она вовсе не шлюшка была, не из тех, что на одну ночь. Она была леди, настоящая леди. Но она принадлежала к нашей небольшой компании там, в Ки-Уэсте. Своего щепетильного муженечка, какого-то старого англичанина, она оставляла дома и время от времени приезжала на недельку к нам. Он был какой-то граф, и у него был дом, который он любил куда больше, чем ее. И — да, танцевала она здорово. Могу поклясться, что она танцевала лучше, чем Джинджер. Высший класс! Я слышал, что она умерла. Тед читал об этом в газетах. Я плакал, когда он мне рассказал, честное слово, плакал.

Стакан у него снова был пуст; Макс еще раз подозвал официантку:

— Еще два бурбона, пожалуйста.

— Да, она приезжала на яхту, иногда на несколько дней, и мы ходили по самым длинным маршрутам, на Багамы. Какие были денечки! Вшестером, ввосьмером, Эррол Флинн к нам часто присоединялся, он-то и научил меня любить кокаин, черт бы его побрал. И Тед непременно являлся с какой-нибудь из кинозвезд, которые всегда были у него под рукой. Рита, Ава[33]— все они у нас перебывали. Рита была великолепной девушкой. Господи, какая же у нее была выносливость! Да и папа Хем иногда появлялся у нас. Райские были дни. Ловили рыбу, купались, а по ночам закатывали пирушки. Прямо тебе скажу, Макс, теперь таких пирушек уже не бывает. А как мы в стрип играли.

— Извините, — перебил Макс, — мне надо в туалет.

Он почти бегом добежал до туалета, и там его вырвало. Он долго сидел на крышке унитаза, и по щекам его текли слезы. Так вот кем была его мать. Шлюхой. Изображала стриптиз на попойках, плясала в барах, бросала семью на целые недели, чтобы поплавать на яхте со всяким богатым дерьмом. И каждый раз возвращалась такая спокойная, вся из себя леди, и делала вид, будто занималась отделкой чьих-то домов.

Наконец он заставил себя вернуться назад.

— Извините. Должно быть, что-то съел. Не будете возражать, если мы продолжим утром?

— Конечно. А с тобой все в порядке? Выглядишь ты, прямо скажем, не очень. Знаешь, давай-ка я провожу тебя до гостиницы.

— Ничего, все в порядке. — Даже в том состоянии, в котором он находился, Макс отметил про себя, что Соамс-Максвелл, по крайней мере, способен на проявления доброты и заботы. — Честное слово. Но утром хорошо бы продолжить, уже с именами, датами и всякими подробностями.

— Обязательно. Спокойной ночи, Макс.

— Спокойной ночи, сэр.

— Зови меня Томми. Меня все так зовут.

Вирджиния, 1966

— Зовите меня Томми. Меня все так зовут.

Он смотрел с высоты своего роста на эту изумительно красивую женщину, улыбавшуюся ему с причала, высокую, изящную, темноволосую, бесспорно принадлежавшую к высшему обществу, одетую в широкие белые брюки и свитер в белую и темно-синюю полоску.

— Хорошо… Томми.

— Я сказал Вирджинии, что она может на денек поехать с нами. — Одна рука Теда Фрэнклина лежала на плече этой женщины, другой он обнимал свою очередную подружку, самое последнее открытие Голливуда и предмет тамошних восторженных пересудов, Кристен де Винтер. — Она осталась в одиночестве. Приехала вместе с Майком Хэлстоном, а он отправился готовить какой-то репортаж.

— Ну и прекрасно, — отозвался Томми. — Я так очень рад. — Он говорил искренне. Ему не нравилась Кристен, ее глупость раздражала его, а Тед держался с ней так, словно она была одновременно и Эйнштейном, и царицей Савской.[34]Теперь же приятно будет провести денек в обществе человека, на первый взгляд вроде бы близкого ему по духу.

— Спасибо, я тоже очень рада. — Говорила она с заметным английским акцентом. — Я схожу возьму купальник?

— Если хотите. Мы обычно купаемся прямо так, — ответил Томми, широко ей улыбаясь.

— О господи! Наверное, не стоило мне приезжать.

— Конечно же стоило. Идите берите, если в нем вы будете чувствовать себя лучше. Вы в «Пирс-хаусе» остановились?

— Да. Можно мне прихватить шампанского или чего-нибудь в этом роде?

— Безусловно можно.

Возвратилась она через десять минут, таща за собой большую белую сумку; она улыбалась, счастливая, как ребенок.

— Это такое удовольствие. Люблю яхты.

— Для меня тоже удовольствие, — улыбнулся в ответ Томми.

Они отчалили и направились к рифам.

— Хотите понырять в маске?

— Ой, да, очень!

— Тед? Кристен?

— Нет, спасибо. Мы понаблюдаем за вами и поэкономим силы.

— Лучше наденьте безрукавку, а то спину сожжете под таким солнцем, — посоветовал Томми Вирджинии.

— Я бы надела, но у меня нет, — ответила она. Потом вдруг широко улыбнулась. — После того что вы говорили чуть раньше, безрукавка кажется уже неуместной.

— Ну, когда просто купаешься, это совсем другое дело. Я вам дам свою, держите.

Он дал ей майку-безрукавку, маску и дыхательную трубку; она скользнула в воду.