Иллюстрированная история суеверий и волшебства - Альфред Леман

Рис. 107. Лекция проф. Шарко в Сальпетриере

Такое состояние монодеизма — когда сознание занято всецело одним представлением — длится, однако, не долго. Скоро поле сознания расширяется, и внушенная индивидууму идея влечет за собой другие, по законам ассоциации. Так возникают аффекты, выражающиеся в целом ряде соответствующих поз. Если, напр., сложить в кулак одну кисть больного, то другая делает то же самостоятельно, вся рука поднимается на высоту груди, тело слегка нагибается вперед, выражение лица изменяется: сжатые губы и раздутые ноздри дают картину гнева. Если же приложить пальцы одной руки больного к его губам, то и другая принимает такое же положение, лицо больного делается приветливым, вместо гнева является улыбка, и он как бы посылает воздушные поцелуи. Таким образом, можно по произволу изменять жесты, причем немедленно и другие члены приходят в положение, соответствующее выраженному аффекту.

Итак, мы до сих пор видели, что каталептик ничего не исполняет сам по себе. Каждое положение должно быть ему внушено, причем частное движение влечет за собою ряд других, характеризующих данный аффект. Когда же сфера сознания постепенно расширяется, то каталептик уже не довольствуется тем, что сохраняет внушенные представления, но и начинает действовать согласно с ними.

Жанэ приводит очень интересные примеры: «Я складываю руки Леони, и тотчас ее лицо принимает выражение восторга. Я оставляю ее в этом положении, чтобы видеть, долго ли оно продержится. Она встает со стула и медленно делает несколько шагов, потом, тоже медленно, становится на колени, слегка наклоняет тело, кладет голову набок и с необыкновенным выражением экстаза смотрит на небо. Я ожидаю, не застынет ли она каталептически в этой позе. Нет, она склоняется еще более, подносит сложенные руки ко рту; затем, сделав пять-шесть шагов, нагибается еще ниже, снова становится на колени, приподнимает голову с полуоткрытыми глазами и открывает рот. Теперь все делается понятным: она принимает причастие. Затем она возвращается в прежнее положение, и сцена, продолжавшаяся около четверти часа, прекращается вместе с прекращением каталепсии».

Впрочем, такие сложные поступки со стороны каталептиков встречаются очень редко по весьма понятной причине: они выполняют только те движения, которые естественно связаны с внушенным им чувством, сами по себе они ничего не способны предпринять. Между тем существуют лишь очень немногие ощущения, столь тесно связанные с определенною группою сложных движений, как это мы видели в только что описанной сцене; поэтому подобные ей сцены наблюдаются чрезвычайно редко, тем более что далеко не все каталептики способны производить такие продолжительные действия. Необходимым условием для этого нужно считать возникновение у данного лица определенного чувства; раз такое чувство не может быть возбуждено, то невозможно и развитие подобных сцен. Когда Жанэ складывал также руки у другой своей пациентки, не отличавшейся религиозностью, то она осталась неподвижною в приданной ей позе, не предпринимая ничего дальше. Известное расположение рук у этой особы не было связано с определенным ощущением, а потому и не ассоциировалось с другими движениями.

Если каталептический субъект представлен самому себе, то он переходит в другой вид гипнотического состояния, сомнамбулизм, который, впрочем, может быть вызван и прямо разными приемами. Характерною чертою этого фазиса Шарко и его ученики признают особое состояние нервно-мышечной системы, названное ими «чрезмерною чувственно-мускульною возбужденностью», но опыты последнего времени показали, что этот признак не только не может считаться характерным, но даже вообще встречается очень редко. Жанэ нашел его только у двух из 12 испытанных им особ, следовательно, это признак вовсе не характерный. Единственным верным симптомом сомнамбулизма может служить только душевное состояние индивидуума. Особенно заметно изменяется память. В сомнамбулизме субъект помнит не только все, что он видел в нормальном состоянии, но и все, что случилось в предыдущих периодах сомнамбулизма, между тем как при пробуждении он забывает решительно все, происшедшее во время сомнамбулического состояния. Таким образом, память в сомнамбулизме обширнее, чем при нормальном бодрствовании. Это зависит, конечно, от того, что во время сомнамбулического сна восстанавливаются некоторые чувства, утраченные субъектом в его нормальном состоянии, а вместе с тем и воспоминания о представлениях, входящих в круг этих чувств; таким образом, сомнамбула становится более совершенною личностью, чем обыкновенные истеричные, так как поле сознания его значительно расширено. Такое явление влечет за собою самые удивительные результаты. Если, напр., истеричка в нормальном положении лишена каких-нибудь чувств, то они могут последовательно восстановиться в состоянии сомнамбулизма. Таким образом, индивид может проходить через целый ряд психических фаз, характеризующихся постепенным расширением содержания сознания, пока, наконец, в глубоком сне он вступает в обладание всеми своими чувствами, сравнявшись с нормальным, здоровым человеком. Опыт показывает нам, что так бывает действительно. У истеричных наблюдаются две, три и даже четыре стадии сомнамбулизма, имеющие каждая свое собственное содержание памяти. Как общее правило, бывает так, что на каждой высшей ступени сомнамбула помнит не только то, что с нею было в этой же стадии, но и то, что было на других, низших; но на низшей степени она не помнит того, что было на высшей. Это совершенно понятно, потому что каждая высшая степень характеризуется тем, что открывается новая область ощущений со всеми связанными с ними образами и воспоминаниями, а в то же время и бодрствующие чувства продолжают функционировать. Но так как каждое значительное изменение памяти влечет за собою существенные перемены в образе мыслей и поступках человека, то и сомнамбула в каждом фазисе этого состояния кажется как бы новою личностью. Чтобы не смешать эти различные личности, присутствующие в одном человеке, их обыкновенно обозначают номерами. № 1-й обозначает истеричного субъекта в его нормальном состоянии, с его более или менее суженным полем сознания, № 2 — личность, которою он же представляется в первой стадии сомнамбулизма, и т. д.

Эти замечательные отношения лучше всего иллюстрировать примером, взятым у Жанэ. «Я начал, — говорит он, — усыплять Люси всеми обыкновенными способами и констатировал у Люси II все явления памяти, свойственные сомнамбулам. Однажды, когда мне никак не удавалось сделать ей желаемого внушения, я попытался усилить сон Люси в надежде повысить ее восприимчивость к внушению. Я начал выполнять над Люси II пассы, как будто она была еще не в сомнамбулическом состоянии.

И действительно, глаза ее закрылись, она откинулась назад и, казалось, еще глубже заснула. Имевшиеся у нее контрактуры исчезли, все мышцы пришли в расслабленное состояние, как при летаргии; однако сократимость мышц при прикосновении — явление обычное при последней — не установилась. Это был род гипнотического обморока, наблюдающегося у многих лиц, в качестве переходной ступени между различными стадиями гипноза. Через полчаса Люси проснулась, открыла по моему требованию закрытые сначала глаза и начала говорить. Появившаяся передо мною Люси III обнаружила целый ряд своеобразных явлений. Относительно памяти, Люси III отлично помнила все, что произошло в ее нормальной жизни, и все, что случилось с Люси II в прежних сеансах сомнамбулизма. Кроме того, она могла рассказать все частности ее истерических припадков, припоминала, напр., ужас, который ей внушали мужчины, стоявшие, как ей казалось, за гардиной во время ее приступов; потом она вспоминала о своем естественном лунатизме, о ночных сновидениях, т. е. о таких предметах, которые были совершенно недоступны суждению Люси I и II. Оказалось очень трудным снова вывести ее из этого состояния, и только после того, как она прошла опять через стадию обморока. Затем она оказалась в стадии обычного сомнамбулизма, но Люси II уже не имела никакого представления о том, что несколько минут тому назад происходило с Люси III; она думала, что крепко спала и ничего не говорила. Когда мне в другой раз удалось получить личность Люси III, то она хорошо помнила все, что произошло с нею в первый раз». Объяснение этих замечательных феноменов памяти Жанэ нашел, исследовав состояние внешних чувств в этих различных стадиях. В нормальном состоянии Люси представляет чистейший зрительный тип, т. е. ее мысли и действия основаны на зрительных образах, так как зрение есть почти единственное чувство, оставшееся в ее распоряжении. Анестезия распространена у нее по всему телу; вполне отсутствует у нее и мышечное чувство. Если она не видит своих членов, то и не знает, где они находятся.