Пляжная музыка - Пэт Конрой

— Ты не должен называть своего отца никчемным, — нахмурилась Ли. — Это нехорошо.

— Ли, ты первый ребенок, способный заставить меня почувствовать свою незрелость.

— Ты плохо относишься к своему папе, — сказала она, не глядя на меня. — И все остальные тоже.

— Но он постоянно пьяный.

— Может, так бывает с одинокими людьми.

— Ты не знаешь, о чем говоришь.

— Он навещает меня в школе во время ланча, — сообщила Ли. — Он всегда очень добрый со мной и вовсе не пьяный. Папочка, он такой хороший, и я знаю, что он хочет, чтобы ты его больше любил.

— Мне бы тоже этого очень хотелось.

— Это твой долг — любить его, — заявила Ли. — Ведь он твой отец.

— У тебя еще нос не дорос, чтобы мною командовать!

— Но ведь ты сам учил меня быть со всеми любезной.

— Разреши мне внести маленькую поправку, — сказал я. — Будь любезна со всеми, кроме моего отца.

— Ты плохой сын, — печально покачала головой Ли. — И все мои дяди тоже. За исключением Джона Хардина. Он всех любит.

— Джон Хардин не в счет, — ответил я.

— Ты не понимаешь Джона Хардина, — возразила она. — Так же как не понимаешь своего папу.

— Ты умна не по годам.

— Ну и что же? Я рада, что я взрослая. А тебе разве не нравится? — спросила Ли.

— Не слишком. Если уж по-честному, то мне хотелось бы, чтобы ты вообще никогда не взрослела. Ты мне нравишься именно в этом возрасте. Мне хотелось бы быть с тобою рядом в десять раз дольше, чем с кем-либо другим на земле. Тебе это может показаться странным, но я люблю тебя больше, чем кого бы то ни было на земле. Люблю — это еще мягко сказано. Нет, я тебя обожаю, боготворю, я от тебя без ума, ничто не в силах разлучить нас.

Нельзя недооценивать значение хорошего обучения, но и плохое обучение может дать свои результаты. Делия Сейньос более сорока лет учила девятиклассников Уотерфорда и уже в зародыше уничтожила у своих учеников всплеск интереса к истории. Не было ни одной исторической темы, которую она не сделала бы смертельно скучной. Ее рассказ был сухим, как логарифмическая таблица, а высокий монотонный голос мог вызвать ступор даже у человека, мучающегося бессонницей. Это даже стало одним из привычных ритуалов: засыпать в классе миссис Сейньос. Ее лекция по осаде Чарлстона продолжалась целую неделю и была такой занудной, что некоторые ученики после окончания урока до конца так и не осознали, что осада уже давно закончилась.

На своем первом занятии в 1962 году миссис Сейньос, млея от восторга, объявила, что двое наших учеников являются выходцами из самых известных семейств Южной Каролины. Она попросила Кэйперса Миддлтона и Джордана Эллиота встать, так чтобы все остальные имели возможность разделить ее восторги относительно прекрасного вкуса мальчиков, сумевших выбрать себе таких выдающихся родителей. Кэйперс стоял выпрямившись, горделиво расправив плечи. Даже тогда он уже выделялся тонкими, точеными чертами лица. Джордан, наоборот, сердито хмурился, так как еще не вполне освоился в новой обстановке, тем более что другие ученики смотрели с подозрением на этого новичка, являющегося чуть ли не принцем крови.

На следующий день Джордана выдворили из класса, так как он приклеил к задней части карты колониальной Южной Каролины жевательную резинку «Джуси фрут», а на нее у Делии Сейньос, как известно, была жуткая аллергия. Миссис Сейньос объяснила ученикам, что Джордан весьма отважный молодой человек, хотя и большой проказник, но это еще раз доказывает всю непреложность законов генетики, ибо любой дурак знает (миссис Сейньос с придыханием произнесла эти слова): чтобы оторваться от матери-Англии, в свое время требовалась немалая отвага. Кэйперс и Джордан были связаны родственными узами с тремя жителями Южной Каролины, подписавшими в свое время Декларацию независимости. Она сама, скромно потупившись, добавила миссис Сейньос, имеет отношение только к одному из подписавшихся под этой Декларацией.

— Как мистер Миддлтон, так и мистер Эллиот происходят из почтенных старых и выдающихся семейств Южной Каролины. Конечно, можно спросить, какая, в сущности, разница, но опыт показывает, что разница как раз очень и очень большая. Взглянув на этих молодых людей, по очертанию их подбородков можно увидеть, что они происходят от мужчин и женщин, ставящих добродетель выше мишурного блеска, справедливость выше возмездия и элегантность выше показухи. Вы всегда знаете, чего ожидать, когда имеете дело с Миддлтоном или Эллиотом. У них твердый характер. Безупречное воспитание. Родите сыновей, Кэйперс. Родите сыновей, Джордан. Вы не должны позволить умереть этим славным именам Южной Каролины, сослать их на задворки истории. В этом году мы будем изучать подвиги и свершения ваших предков, и вы еще будете гордиться, когда до конца осознаете, какой неоценимый вклад сделали оба ваших благородных рода. Нет, вам не нужны дочери, так как их рождение будет означать потерю для истории ваших великих имен. Только сыновья станут носителями вашего славного имени.

Майк, сидя за Джорданом, сделал вид, что его тошнит, и шепнул:

— Эй, носитель имени. Может, дашь «Джуси фрут», а то я сейчас сблюю.

Джордан передал ему жвачку, показав при этом средний палец.

После уроков Майк сказал:

— Если судить по форме моего члена, то можно сказать, что я происхожу от одного из самых знатных производителей рогаликов из Нью-Йорка.

— Роди сыновей, Майк. Роди сыновей! — радостно воскликнул я.

— Уж лучше разглядывать вонючие суспензории, чем слушать голос этой женщины, — бросил Джордан.

Но миссис Сейньос все же обрела в лице Кэйперса защитника, и он таки отстоял как ее педагогический метод, так и содержание ее лекций перед непосвященными.

— Очень важно знать, откуда ты произошел, — заявил Кэйперс.

— Зачем? — удивился я. — Что это меняет? Америка — демократичная страна. У всех равные возможности.

— Чепуха, — отрезал Джордан. — Половина населения этого города чернокожие. Разве цвет твоей кожи не имеет значения в этой самой дурацкой части нашей страны?

— Их время еще придет, — изрек Кэйперс. — Они просто пока еще этого не заслужили.

— Кэйперс, ты рассуждаешь как идиот, — сказал Джордан. — Говоришь так, словно тебе сто лет, а ведь ты еще только в девятом классе. Ты веришь во все, во что верят твои родители.

— Я уважаю своих родителей больше, чем кого-либо, — отозвался Кэйперс. — Я обязан им всем.

— Клянусь, в жизни не встречал такого старомодного, нехиппового парня, — заметил Джордан, окидывая своего кузена типично калифорнийским взглядом. — Тебе повезло, что ты родился в такой дыре. На Западном побережье тебя живо раскусили бы.

— Ты что, считаешь меня провинциалом? — нахмурился Кэйперс.

— Еще хуже, — ответил Джордан. — Ты провинциал в квадрате. Из тех, кто ходит на пляж в носках.