Пляжная музыка - Пэт Конрой

Склонившись над прибором, мы дружно щелкали по нему пальцами, надеясь, что эхолот просто балдит.

— Да, но на глубине трех футов тебя все же легче найти, — возразил Майк. — Интересно, какая рыба водится на такой глубине.

— Большие мамаши, — предположил Кэйперс.

— Все, что угодно, — ответил Джордан. — Если уж решили проехаться автостопом по Гольфстриму, то надо быть готовым ко всему.

— А вдруг мы увидим китов, — предположил я.

— Эх, надо было взять с собой рацию, — сокрушался Джордан.

— Рация для слабаков, — рассмеялся Кэйперс. — Приступим к делу.

Я взялся за штурвал и, приняв во внимание скорость течения, повернул нос лодки на север. Мне нравилось рыбачить, нравились красота и эффективность рыболовных снастей, нравилось завязывать элегантные узлы, проверять леску, выбирать подходящую наживку. Я с удовольствием смотрел, как мои друзья внимательно изучают содержимое своих ящиков со всем необходимым, чтобы потом сделать выбор и закинуть удочки в эти сказочные воды. В небе на западе сиял месяц, как бледный след на воде, оставленный вчерашней ночью. Сперва мне показалось, что над водой низко летят птицы, но потом я сообразил, что впервые вижу летучую рыбу. Морды у них были похожи на собачьи, очень серьезные, и крылья точно у падших ангелов, и хотя я ничего не знал об их повадках, но все же догадался, что в воде кто-то огромный и смертельно опасный, — вот они летят.

— Давайте-ка поймаем какую-нибудь мелочь для наживки, — предложил Майк. — Не уверен, что большие рыбы клюнут на искусственную.

— Хорошая мысль, — одобрил я, повернув лодку в сторону берега.

Мы проплыли две мили, прежде чем нашли место возле зарослей саргассы, выглядевшее многообещающим. Мы бросили якорь и закинули удочки, предварительно нацепив на крючки креветок и куски кефали. Океан был абсолютно неподвижен, и нам даже показалось, что мы заперты в отражении земли. Саргассовые сады колыхались от обилия рыбы, и мы решили воспользоваться небольшими удочками с прочными лесками. Через двадцать минут Кэйперс подцепил на крючок корифену, а Майк с Джорданом наловили более прозаическую кефаль. Мы тихо переговаривались, на какой глубине будем рыбачить, когда выйдем в открытый океан. Решили, что Кэйперс будет рыбачить на самой большой глубине, а Джордан и Майк — ловить на блесну с борта: один — на глубине пятидесяти футов, другой — на поверхности. Мы проверили гарпун, упругость больших удочек и обсудили порядок наших действий в случае, если попадется большая рыба. И когда мы снова вошли в Гольфстрим, я, как и обещал, по мере того как мы уходили все дальше и дальше, докладывал им о глубине.

— Надо же, какая длинная леска, — сказал Майк Кэйперсу, у которого всегда были самые дорогие снасти.

В его ящике было полно крючков и наживок, которые он никогда не использовал, но Кэйперс был азартным и хвастливым рыбаком. Успех он оценивал размерами и цифрами. Поскольку Кэйперс впервые оказался в Гольфстриме, он хотел вернуться с рекордно большой рыбиной, и ничто другое его не устраивало.

— Выдерживает пятьдесят фунтов, — гордо заявил Кэйперс.

— Такой и аллигатора можно вытянуть, — крикнул я в ответ.

— Я попробую поймать что-нибудь на корифену на глубине!

— А мы что будем ловить? — спросил Майк. — Лично я без понятия.

— Поживем — увидим, — отозвался Джордан.

— Трофеи, — произнес Кэйперс. — Чтобы было что на стенку повесить.

Полчаса я шел вперед, загипнотизированный кругом воды подо мной и кругом неба над головой, которые, казалось, были одного цвета и созданы из одного вещества. Вот только шум лодочного мотора был здесь нежелателен и совсем неуместен. Такое чувство безмолвного торжества гармонии в душе испытываешь, когда идешь в одиночестве и входишь в царство кафедральной тишины природы вдали от больших городов. На какое-то мгновение шум мотора исчез, и остались лишь необъятные шелковистые просторы Атлантики, безмятежно посвящавшие нас в свои глубины. Трое моих друзей перестали существовать в моем сознании, впрочем, как и я в их.

Вдруг что-то схватило корифену, что-то очень крупное и на большой глубине. Джордан и Майк смотали удочки, я заглушил мотор, и мы все трое стали смотреть, как Кэйперс будет проверять на Гольфстриме свои навыки рыбалки во внутренних водах. Хотя Кэйперса всегда обвиняли в том, что у его удочек слишком длинная леска, для этой рыбы она оказалась не такой уж и длинной. Рыба схватила крючок и едва не вырвала удочку из рук Кэйперса, однако он действовал безукоризненно. Леска со свистом сматывалась с катушки, и Кэйперс не препятствовал этому, наслаждаясь возможностью продемонстрировать перед друзьями свое мастерство. Мы во все глаза следили за тем, как леска разматывается с опасной скоростью, когда Кэйперс начал еле заметно тащить ее на себя.

— Ну и каковы ощущения? — поинтересовался Майк.

— Словно локомотив подцепил, — отозвался Кэйперс.

Он хорошо водил рыбу, но рыба эта оказалась очень сильной да еще с характером.

— Я хочу ее увидеть, — сказал Джордан, когда после пятнадцатиминутной борьбы рыба так и не появилась на поверхности.

К этому времени на лице, груди и даже на волосках на ногах Кэйперса блестели капельки пота.

— Еще насмотришься, — ответил Кэйперс. — Я все же вытащу эту чертовку.

— Может, она и в лодку-то не поместится, — предположил я. — Кто знает, что там такое. А вдруг это серо-голубая или большая белая акула?

— Ты забыл о моем гарпуне, — натужно произнес Кэйперс, который стоя боролся с рыбой. — Держи его наготове.

Я вытащил гарпун и снял с острия кожаный чехол. Вынув из ящика Кэйперса оселок, я точил края гарпуна до тех пор, пока они не засеребрились в злобной улыбке. Я потрогал острие большим пальцем, и на пальце тотчас же выступила кровь. Майк вытащил канат и привязал один его конец к гарпуну, а другой — к пиллерсу.

И тут мы увидели рыбу. Нам всем за свою карьеру рыбака доводилось ловить большую рыбу, но никто из нас не был готов увидеть такого огромного голубого марлина, что выпрыгнул в пятидесяти футах позади лодки. Я вдруг почувствовал огромный прилив радости, словно марлин, в прыжке блеснувший на солнце, перенес нас в другой мир. Это была наша первая встреча с мифической рыбой, с рыбой — ночным кошмаром, с рыбой — зверем.

Мы дружно ахнули от изумления, но Кэйперс был слишком измучен, чтобы бурно проявлять эмоции. Он, должно быть, почувствовал прилив адреналина, облегчившего страшную боль в мышцах спины, плеч и рук. Он боролся с рыбой с изворотливостью мальчика из болотных низин, всю жизнь охотившегося на пятнистого окуня, королевскую макрель и синюю рыбу. Но Кэйперсу, похоже, еще ни разу в жизни не доводилось ловить такую тяжелую, свирепую и увертливую рыбу. Марлин снова и снова выпрыгивал из воды, танцевал на огромном раздвоенном хвосте, точно балерина, и падал на неподвижную воду подле лодки, словно разбившийся самолет.

Мы даже присвистнули от ужаса.