Пестрые истории - Иштван Рат-Вег

Порой случай затевает прямо-таки гротескные игры со смертью: словно бы сожалея о жестокой кончине, которую уготовил заживо похороненным, он вдруг буквально в последний момент вырывает из свежей могилы приговоренного к ужаснейшему концу.

Доктор Уинслоу рассказывает историю одной француженки, которую похоронили по всем правилам и обычаям на кладбище Орлеана. Лакей знал, что у покойной на пальце осталось дорогое кольцо. В ту же ночь он отправился, чтобы добыть это кольцо. Раскопал могилу, открыл крышку гроба и хотел было снять кольцо с пальца. Но дело шло туго, тогда он, достав нож, собрался совсем отсечь упрямый палец. Но в тот самый момент, когда он вонзил нож в основание пальца, покойная вскрикнула от боли. С перепугу слуга умчался, куда глаза глядят, а очнувшаяся женщина, с трудом выбравшись из гроба, побрела домой. После чего прожила еще десяток лет. В этой истории только один недостаток: очень похожее рассказывает и Таллеман де Рео о матери-гугенотке некоего барона Пана. Ее тоже после похорон хотели ограбить слуги, а камеристка в отместку за перенесенные унижения грубо надавала покойной пощечин. Женщина от боли пришла в себя, отправилась домой, больше того, через короткий промежуток времени произвела на свет ребенка, мальчика, которого чуть было не унесла с собой в могилу.

Полную видимость достоверности имеет другой случай. О нем сообщает серьезное научное издание — «Journal des sciences physiques» (майский номер за 1838 год). Филипп Марбуа, гражданин Лилля, 58 лет, сильно повздорил с женой и в пылу ссоры его хватил удар. Через три дня, 16 января, он был похоронен. Стояла необычайно холодная погода, земля смерзлась как камень, гроб с телом смогли кое-как опустить в неглубокую могилу. Через неделю, 23 января, мороз отпустил, могилу вскрыли, чтобы похоронить покойного нормально. Туш из гроба послышались рыдания, открыли крышку, достали живого, его удалось совершенно привести в норму.

Таким образом, мнимая смерть продолжалась целых десять дней.

* * *

Франсуа Сивилль, дворянин из Нормандии, подписывая официальные бумаги, всегда под своей подписью выводил: «Умер, похоронен, воскрес». Напрасно ему говорили, что такое на официальных бумагах ставить нельзя, старый господин упрямо держался своих обозначений, говоря, что он достоин такой подписи. Кем же был этот человек такой удивительной судьбы?

Свою историю он записал сам, а его семья опубликовала по рукописи, находившейся в ее собственности[220].

В 1562 году французские войска осадили Руан, находившийся в руках протестантов (гугенотов). В охране крепости капитаном служил Сивилль, тоже протестант, дворянин. Во время осады он получил пулю в правую щеку и, свалившись со стены, упал в крепостной ров, там и лежал, распластавшись, без всяких признаков жизни. Так случилось, что похоронили капитана с обычной для того времени простотой: вырыли неглубокую яму, бросили в нее тело, сверху еще один труп, и закидали землицей[221].

С 11 часов утра до 6 вечера лежал капитан Сивилль под землей. Был у него верный слуга, с наступлением вечера испросил он разрешения у командира разыскать тело своего господина и позаботиться о достойном его захоронении. Монтгомери, комендант крепости, дал такое разрешение и еще приставил к слуге одного офицера. Они отыскали на краю рва свежую могилу, слуга раскопал ее и вытащил два трупа. Ни в одном из них не признал он своего хозяина, настолько лицо его было изуродовано ужасным шрамом и испачкано грязью, смешавшейся с кровью. Уложил он трупы опять в могилу, присыпал землей и отправился было дальше. Но тут офицер заметил, что рука одного торчит из земли, подошел ближе, чтобы закопать ее в землю. Тут при свете луны что-то блеснуло: это был бриллиант перстня на пальце убитого. Сняв перстень, показал его слуге. Крик радости вырвался у того: он узнал перстень хозяина. Помчавшись к могиле, снова раскопал ее, очистил лицо и только теперь узнал его. Пока он с плачем обнимал и целовал тело, ему почудилось, что голова хозяина все еще теплая. Взвалил тело на спину и отнес в крепость к военным врачам, те посмотрели и сказали, делай с ним, что хочешь, у них очень мало лекарств, их нельзя разбазаривать на такой безнадежный случай. Слуга отнес мертвого капитана к себе на квартиру и там сидел возле него пять дней и пять ночей. Раненый за все это время даже не шелохнулся, только видно было, что его мучит сильный жар. Тут появились родственники, они позвали врача, врач разжал ему зубы и влил немного мясного бульона, а в рану положил тампон. На другой день тампон вобрал в себя содержимое раны, больному полегчало, он стал потихоньку приходить в себя, только был очень слаб, едва мог шевелить губами, да и жар продолжал упрямо держаться.

Но судьбе было угодно, чтобы капитан Сивилль так просто бы не отлежался после захоронения заживо. Тут вышло новое осложнение.

26 октября войска короля штурмом взяли город. Квартиру капитана занял один офицер королевской армии; его слуги подняли больного из его постели и бросили на соломенный мешок в какой-то маленькой комнатенке. Здесь он преспокойно мог бы и погибнуть без соответствующего ухода, только вышло не так. Был у капитана младший брат, его враги прослышали, что в таком-то доме лежит раненый офицер по имени Сивилль, туда они и направились с намерением отправить своего врага (брата капитана) на тот свет. Убедившись в том что это не тот человек, они не стали добивать капитана, а в гневе подхватили его с соломенного мешка и выбросили из окна. Двор, куда выбросили капитана, был конюшенным двором, и под тем самым окном в кучу был сложен навоз. Раненый упал на мягкую навозную кучу без всякого для себя вреда, три дня и три ночи пролежал на навозе в одной рубашке, без еды и питья, на пронизывающем холоде осенних ночей. Никто не подходил к нему в этой суматохе, только одна старушка видела, что он там валяется, но подумала, он мертв.

Среди сторонников короля у капнтана оказался один добрый родич, он прослышал, что здесь будто был какой-то офицер по имени Сивилль, ну и пришел поинтересоваться, что да как. Старушка ему рассказала, что господин этот помер и уже три дня лежит на навозной куче. Родич поспешил туда: Сивилль все еще был жив! Родственник забрал его к себе, стал ухаживать за ним, и выяснилось, что трехдневный пост не повредил ему, а от холода спасло его тепло навозной кучи; жар у него созсем спал. Отвезли его на корабле в замок на берегу Сены, там потихоньку он оправился, несмотря на последнее испытание, через которое ему пришлось пройти во время жуткого лечения: ему на рану клали компресс из пропитанных яичным желтком хлебных крошек.