Смертельная белизна - Роберт Гэлбрейт

– Боже мой, – шепнула Робин.

– Так вот, – продолжил Рафаэль. – Когда крошка Фрэнни поведала мне эту историю, я решил расспросить Иззи. Она ужасно расстроилась, велела мне никогда, ни под каким видом не повторять этот рассказ, но отрицать не стала. Твердила, что «никто не лишает себя жизни из-за глупой шутки на дне рождения», что я не должен очернять Фредди, что папа этого не переживет… Ну, мертвые сраму не имут, так говорится? А я лично считаю – давно пора кому-нибудь помочиться на вечный огонь Фредди. Не родись этот гад Чизлом, по нему бы колония для малолетних преступников плакала. Но ты, наверное, хочешь сказать: «Кто бы говорил…»

– Нет, – мягко возразила Робин. – Я хотела сказать совсем другое.

Его задиристое лицо угасло. Он посмотрел на часы.

– Мне пора. К девяти меня ждут в другом месте.

Робин подняла руку, чтобы ей принесли счет. Обернувшись к Рафаэлю, она заметила, что его глаза привычно обшаривают двух присутствующих в зале женщин, а отражение в зеркале показало, как старательно удерживает его взгляд холеная блондинка.

– Ты можешь идти, – сказала Робин, передавая официантке свою банковскую карту. – Мне будет неприятно, если ты опоздаешь.

– Нет, я выйду с тобой вместе.

Пока она убирала карту в сумочку, он принес ей пальто и помог одеться.

– Спасибо.

– Не за что.

Стоя на тротуаре, Рафаэль остановил такси.

– Поезжай, – сказал он, – а я немного пройдусь. Проветрю голову. У меня состояние – как после неудачного гипноза.

– Нет-нет, – сказала Робин. Ей было неловко перекладывать на Страйка значительную стоимость поездки до Уэмбли. – Я на метро. Удачного вечера.

– Пока, Венеция, – ответил он.

Рафаэль сел в такси, которое плавно умчало его вдаль, а Робин, поплотнее запахнув пальто, зашагала в противоположную сторону. Беседа получилась сбивчивой, но вытянуть из Рафаэля удалось гораздо больше, чем она рассчитывала. Достав из сумки мобильный, она позвонила Страйку.

Увидев, что звонит Робин, Страйк опустил в карман блокнот, прихваченный с собой в «Тотнэм», куда он отправился выпить, и одним глотком приговорил все, что осталось от пинты пива, чтобы ответить уже на улице.

На Тотнэм-Корт-роуд, где шли бесконечные ремонтные работы, царил ставший уже привычным беспорядок, на месте тротуара тянулся ров с булыжниками на дне, но дощатые настилы и пешеходные мостки, переносные ограждения и пластмассовые барьеры позволяли десяткам тысяч пешеходов преодолевать оживленный перекресток. Впрочем, Страйк вышел на улицу не для того, чтобы оценивать виды города, а для того, чтобы покурить и выслушать детальный отчет Робин обо всем, что она узнала от Рафаэля.

После окончания разговора Страйк положил мобильный в карман, рассеянно прикурил третью сигарету от второй и в задумчивости застыл на месте, создавая неудобства прохожим.

Несколько фактов показались ему любопытными. Докурив третью сигарету и швырнув окурок в зияющий ров, он вернулся в паб и взял себе еще одну пинту. Его столик уже оккупировала студенческая компания, так что ему пришлось пройти в дальний конец зала, где под витражным куполом, поблекшим в вечерних сумерках, стояли высокие барные стулья. Там Страйк опять извлек из кармана блокнот и повторно просмотрел список имен, над которым корпел все воскресное утро, но так и не смог окончательно избавиться от мыслей о Шарлотте.

Словно читая между строк тайные символы, он в очередной раз изучил список и перелистнул несколько страниц назад, чтобы обратиться к записям, сделанным в ходе опроса Делии.

Крупный, сутулый и совершенно неподвижный, если не считать бегающих по строчкам глаз, Страйк, сам того не желая, отпугнул парочку робких туристов, которые хотели попроситься к нему за столик и дать отдых сбитым ногам. Так и не решившись нарушить его почти осязаемую сосредоточенность, они сочли за лучшее ретироваться незамеченными.

Страйк вернулся к списку имен. Супружеские пары, влюбленные парочки, деловые партнеры, две сестры, двое братьев.

Пары.

Он нашел конспект беседы с Оливером, посвятившим их в подробности судебно-медицинской экспертизы. Теперь и само убийство выглядело двухчастным: амитриптилин и гелий – два средства, теоретически смертельно опасных, были тем не менее использованы вместе.

Пары.

Две жертвы, убитые с промежутком в два десятилетия: задушенный ребенок и задохнувшийся министр; первый похоронен в угодьях второго.

Пары.

Задумчиво открыв чистую страницу, Страйк черкнул себе для памяти:

На следующее утро во всех газетах появилось тщательно выверенное сообщение о Джаспере Чизуэлле. Вместе со всей британской общественностью Страйк за завтраком узнал, что, согласно официальному мнению, к безвременной кончине министра культуры не имеют отношения ни иностранные державы, ни террористические организации, но делать какие-либо иные выводы было бы преждевременно.

Новость об отсутствии новостей вызвала в Сети лишь незначительный всплеск интереса. Почтовые ящики на домах олимпийских чемпионов по-прежнему красили в золото, и нация все еще нежилась в упоительном послевкусии триумфальных игр, а ее нерастраченная восторженность по отношению ко всему, что связано со спортом, теперь сосредоточилась на грядущей Паралимпиаде. В умах общественности смерть Чизуэлла была сдана в архив – как не до конца проясненное самоубийство зажиточного тори.

Дабы понять, означает ли официальное заявление, что расследование лондонской полиции близится к концу, Страйк позвонил Уордлу – тот мог что-нибудь знать.

К сожалению, полицейский был осведомлен не больше самого Страйка. Уордл с некоторым раздражением добавил, что у него в течение трех недель не было ни одного выходного, что Страйк даже не имеет представления, как сложна и тягостна охрана правопорядка в столице, сотрясаемой миллионами туристов, и что ему не с руки быть на побегушках у Страйка.

– Все ясно, – невозмутимо сказал Страйк. – Просто спросил. Привет от меня Эйприл.

– Да, кстати, – спохватился Уордл, прежде чем Страйк успел повесить трубку. – Она просила узнать, в какие игры ты играешь с Лорелеей.

– Не смею задерживать, Уордл, ты нужен стране. – Услышав невольный смешок полицейского, Страйк повесил трубку.

Не имея ни сведений из полицейских источников, ни официального статуса, дающего право вызывать нужных свидетелей, в критический для расследования момент Страйк на некоторое время оказался в тупике; ему было не впервой, но это служило слабым утешением.