Муссон - Уилбур Смит

Пока в самые жаркие часы дня мулла наставлял мальчика в вопросах веры, Бен-Абрам пил бесчисленное множество чашечек кофе, курил кальян и ждал. Раз или два он вставлял замечания или задавал вопросы, но по большей части слушал молча. Его незаметное присутствие успокаивало Дориана.

Пальмы на берегу под крепостью уже отбрасывали на солнце длинные тени, когда Бен-Абрам испросил благословения муллы и отвел Дориана туда, где с повозкой ждал Куш, чтобы отвезти его назад в зендан.

Когда между ними и евнухом оставалось такое расстояние, что тот не мог их услышать, Бен-Абрам остановился и негромко заговорил:

— Мы будем видеться так часто, как я смогу, — пообещал он, — когда ты будешь приходить на уроки к мулле. — Он заговорил еще тише, шепотом. — Твой брат проявил ко мне большую доброту. Если бы не он, меня бы тоже продали в рабство. Поэтому я пообещал передать тебе его послание. Но в присутствии муллы я не мог. Слушать должен только ты.

— Какое послание? Пожалуйста, скажи, отец.

— Твой брат просил передать тебе, что всегда будет верен клятве. Ты помнишь ее?

— Он поклялся вернуться за мной, — прошептал Дориан. — Страшной клятвой.

— Да, малыш. Он повторил для меня это свое обещание. Он вернется за тобой. Я не должен был говорить тебе это. Это противоречит интересам моего господина, но я не мог лишить тебя утешения — слов брата.

— Я знал, что он не забудет клятву. — Дориан коснулся рукава старика. — Спасибо, что сказал.

Угрозы Бен-Абрама и аль-Алламы произвели глубочайшее впечатление на Куша. На другой день Дориан и Тахи переселились в просторные покои в лучшей части зенана. Теперь у них был собственный дворик с фонтаном пресной воды. Куш прислал в помощь Тахи рабыню — хлопотать на кухне и для тяжелой работы, например, для смены бадей в уборной.

Он также прислал Дориану свежую одежду, а Тахи получила разрешение каждый день встречать повозки, которые привозили продукты и припасы. Она теперь могла сама выбирать свежее мясо и рыбу. Но главное, в течение дня Дориану разрешили свободно бегать по всему зенану. Однако, как Дориан ни жаловался, Куш не разрешал ему оставлять пределы зенана и навещать муллу в крепости одному.

Но и это изменилось, когда Дориан пожаловался Бен-Абраму. После этого Дориану разрешили уходить в порт и в центральную часть острова, хотя один из стражников следовал за ним и ни на миг не выпускал его из виду.

Обретя свободу, Дориан снова задумался о побеге с острова.

Но его планы были скорее фантазией, чем серьезным намерением.

Когда он стал часто бывать на пляже, куда приходили с уловом рыбацкие лодки, и попробовал подружиться с рыбаками, то понял, что Куш предусмотрел это. Должно быть, он предупредил рыбаков, чтобы они не разговаривали с неверным. А так как за ним непрерывно следовал стражник, у Дориана не было ни малейшего шанса украсть лодку или получить помощь от местных рыбаков или моряков. И Дориан смирился с тщетностью своих надежд на бегство. Он стал чаще и охотнее стараться завязать дружбу с солдатами в крепости, с конюхами в конюшнях принца и его сокольничими.

Ясмини радостно встретила его освобождение из заключения, и, поняв, что Куш не возражает, тотчас стала тенью Дориана. Конечно, ей не разрешалось выходить за пределы зенана, но она всюду ходила за Дорианом по садам и часто посещала покои, где жили Дориан и Тахи.

От ее смеха и болтовни, смешивающихся с бормотанием Шайтанки, в мрачных комнатах светлело. Тахи стала учить Ясмини готовить на открытом огне. Этого Ясмини никогда раньше не пробовала; она с большим удовольствием принялась за новое дело и представляла свои произведения Дориану.

— Я сделала это только для тебя, Доули, — пищала она. — Тебе нравится, правда?

И она тревожно следила за каждым его глотком.

— Вкусно? Нравится?

Когда Дориан уходил из зенана на пляж, в гавань или крепость, Ясмини тосковала. Она ни на шаг не отходила от Тахи, дожидаясь возвращения Дориана, а когда он возвращался, ее обезьянье личико освещалось радостью и она бежала ему навстречу.

Иногда ее поклонение становилось столь навязчивым, что Дориан уходил из зенана, просто чтобы избавиться от нее. Он забирался в конюшни и часами кормил, поил и чистил великолепных лошадей принца, чтобы ему разрешили сесть верхом на одну из них. Он вспомнил советы отца и старших братьев, слышанные в Хай-Уэлде. Прохладными вечерами конюхи играли в пулу — это персидское слово означает мяч; игру любили императоры-Моголы, а от них ее переняли жители Омана. Мяч вырезали из корня бамбука и били по нему клюшками из того же материала. Когда главный конюх лучше узнал Дориана, он разрешил ему участвовать в тренировках с молодыми игроками. Дориану нравилось ощущать под собой потную спину коня, когда тот мчится по полю и расталкивает других в схватке за мяч. Вскоре его воинственная напористость и мастерство заставили старых опытных конюхов одобрительно качать головами.

— Если Аллах позволит, он станет достойным всадником.

Другим любимым убежищем Дориана стали клетки, в которых держали соколов принца. Рядом со свирепыми, но прекрасными птицами Дориан становился тих и внимателен, и вскоре сокольничие приметили этот интерес и начали учить мальчика своему делу и его премудростям. Он узнал их красочный особый язык и иногда по их приглашению уезжал с ними на край мангровых болот на севере острова, пускать соколов.

Иногда ему удавалось ускользнуть от стражника, и он отправлялся исследовать берега острова, находил пещеры и одинокие пляжи, где мог сбросить одежду, нырнуть в воду и плыть к рифам, доводя себя до предельной усталости.

Потом возвращался и лежал на песке, глядя на юг и воображая на горизонте топсели корабля Тома.

Возвращаясь в зенан, он знал, что Ясмини ждет его, и приносил с собой небольшой подарок, чтобы смягчить чувство вины. Иногда это было перо линяющего сокола или браслет, сплетенный из конского волоса, или морская раковина, прихваченная с рифа. Из таких раковин он делал для нее ожерелья.

— Я бы тоже хотела пойти, — с завистью говорила Ясмини. — Мне понравилось бы плавать с тобой или смотреть, как ты ездишь верхом.

— Да ведь ты понимаешь, что тебе нельзя, — обрывал Дориан. Он начинал понимать, какая жизнь ждет ее все будущие годы. Она никогда не сможет покинуть зенан без чадры и сопровождения мамки.

Вероятно, он ее единственный друг противоположного пола не из числа кровных родственников, какого ей вообще приведется встретить. Но и эта дружба скоро кончится: оба стояли на пороге юности. Едва она созреет, ее выдадут замуж. Тахи рассказала Дориану, что о браке договорились, когда Ясмини было всего четыре года.

— Ее отдадут замуж за двоюродного брата, в земли Великих Моголов за океаном, чтобы связать два царских дома.

Тахи видела, какие чувства вызывает у Дориана мысль о том, что его маленькую подругу отдадут мужчине, которого она никогда не видела, в землю, в которой никогда не была.