Ленин - Дмитрий Антонович Волкогонов

Очень многие верили в ослепительную святость вождя большевиков. Все были загипнотизированы греховным величием Ленина.

Юные ленинцы и ленинский комсомол, как, естественно, и ленинская партия, – все оказались в плену великого жреца. По себе знаю, что повседневная «лениниана» стала частью нашего регламентированного образа жизни. Мы верили, что это преисполнено некоего особого, почти мистического значения.

…Уже давно шла «перестройка», когда в стране отмечалось 70‐летие Октябрьской революции. На заседании Политбюро ЦК КПСС, где более трех часов обсуждался вариант доклада на торжественном заседании, М.С. Горбачев, подчеркивая гениальность Ленина, в частности, говорил: мы хотели «перекинуть мост от Ленина, связать ленинские идеи, ленинские подходы к событиям тех лет с делами сегодняшних наших дней. Ведь та диалектика, с которой решал вопросы Ленин, – это ключ и к решению нынешних задач»[5]. Вот так все мы, но особенно наши руководители, видели в Ленине «ключ к решению нынешних задач». Ключ‐то этот был всегда в руках, но никак не могли им открыть ларец к свободе, изобилию, уважению прав человека и все больше и больше отставали от каравана цивилизации.

Нетрудно представить, что для потомков мы все будем выглядеть в своем идолопоклонстве немногим более цивилизованными, чем друзья Миклухо‐Маклая с далеких островов. Медленно вырываясь из духовного плена догматического учения, называемого ленинизмом, мы начинаем постепенно осознавать, что даже сознание – главная крепость свободы – было прочно оккупировано «бессмертными идеями».

В начале века Ленин заявлял: «Дайте нам организацию профессиональных революционеров, и мы перевернем всю Россию». Организация была им создана, Россия «перевернута». Не только она, но и все в ней было перевернуто вверх дном. Безнравственное стало нравственным. Низменное превратили в высокое. Катастрофу стали выдавать за великое свершение. Поражение собственной страны – как огромное революционное достижение. В результате этой «перевернутости» возникло одномерное общество с одномерной личностью. Ключом достижения одномерности стало уничтожение частной собственности. Ленин не учел, провозгласив: «Грабь награбленное», что сама по себе частная собственность является сложнейшим и универсальным механизмом саморегуляции экономики. Переход к коммунистическому ведению хозяйства с неизбежностью потребовал замены экономических рычагов управления на административные. Возник колоссальный источник тотальной бюрократизации общества. Но бюрократия не может обходиться без догматизма. Так возникли важнейшие опоры одномерного общества.

Трагедия «опрокидывания» России коснулась всех слоев общества: рабочих (которых марксизм провозгласил высшей «социальной расой»), крестьянства (превращенного в строительный материал исторического эксперимента), интеллигенции (занявшей нишу второсортной «прослойки»), сферы духа, хранившей надежду на избавление. Не будем при этом забывать, что все то, что произошло в России, изначально планировалось для всего мира. В частности, наступление на Варшаву было попыткой, как сказал Ленин, «прощупать штыком готовность Польши к социальной революции»[6], за которой должны были последовать взрывы в Германии и потом во всем мире…

Обманутый «гегемон»

Вначале приведу один очень лаконичный документ (я его уже цитировал в одной из своих книг):

«Товарищу Берия Л.П.

Для развертывания строительства прошу организовать еще лагерь на 5 тысяч человек, выделить 30 000 метров брезента для пошива палаток и 50 тонн колючей проволоки.

22 марта 1947 года.

А. Задемидко»[7].

Сталинский министр (как и другие) привычно подписывал заявку на очередную партию рабов в стране, построившей «социалистическое общество». В стране, идущей по «ленинскому пути», миллионы людей за колючей проволокой строили дороги и мосты, шахты и гидростанции, сидели в научных лабораториях и конструкторских бюро. Министр внутренних дел был едва ли не главным «производственником» страны, у него была самая многочисленная, полностью бесправная армия рабочих‐заключенных. Рапорты главного тюремщика на самый верх следовали один за другим:

«Товарищу Сталину И.В.

Докладываю, что Магнитстрой НКВД СССР 13 апреля с.г. в 17 часов ввел в промышленную эксплуатацию на Нижне‐Тагильском коксохимическом заводе коксовую батарею № 4, состоящую из 65 печей.

Вступившая в строй батарея будет давать дополнительно для промышленности Союза 450 тысяч тонн металлургического кокса в год.

Вслед за коксовой батареей Тагилстрой заканчивает строительство доменной печи № 3 объемом 1050 кубометров и производительностью 450 тысяч тонн чугуна в год и вводит ее в действие в третьей декаде апреля 1944 года.

Народный комиссар внутренних дел Союза ССР

Л. Берия»[8].

Таких донесений – огромное количество, множество томов. Складывалось даже впечатление, что рабочий класс – «передовой революционный отряд трудящихся» – переселился на острова печального архипелага ГУЛАГ. Ценой собственной жизни эти подневольные люди, а их были миллионы, нередко добивались потрясающих результатов. Например, в год смерти Сталина рабочие золотодобывающей промышленности (читай: сотни тысяч заключенных) довели золотой запас СССР до 2049,8 тонны. Это было золотой вершиной диктатора‐ленинца, после которой его преемники, ослабив смертельную хватку, уже никогда не смогли даже приблизиться к этому показателю, а лишь проедали добытое трудом подневольных.

В своей речи при открытии XII съезда РКП(б) 17 апреля 1923 года Л.Б. Каменев заявил: «Вместе с рабочим классом, под руководством Владимира Ильича, мы прошли длинный, неслыханный, единственный в истории путь… Мы единственная Коммунистическая партия, которая не борется уже за власть, а организует власть рабочих и крестьян, единственная партия, которая имеет возможность вековые орудия угнетения поставить на службу рабочему классу и всем трудящимся. Наше государство есть первая попытка все те орудия, народное богатство, земли, школы, просвещение – все, что создано человеческим трудом и что до сих пор находилось в руках господствующего класса и служило орудием подавления, превратить в орудие всемирного освобождения трудящихся, передав их в руки рабочего класса» (рукоплескания)[9].

Превратился ли рабочий класс в «орудие всемирного освобождения трудящихся»? Все ли перешло в его «руки»? И действительно ли он стал «гегемоном революции»?

Ленин, естественно, давал на все эти вопросы утвердительные ответы. В своей утопической работе «Государство и революция», более похожей на философский бред, чем на теоретическое изыскание, Ленин величает пролетариат «особым классом». Исходя из высокой степени организованности рабочего класса, которая отмечалась задолго до Ленина, автор книги пишет, что только пролетариат «способен быть вождем всех трудящихся и эксплуатируемых масс, которые буржуазия эксплуатирует, гнетет, давит часто не меньше и сильнее, чем пролетариев, но которые не способны к самостоятельной борьбе за свое освобождение»[10].

Ленин, как проницательный политик, понимал, что если его партия овладеет рабочим классом, поведет его за собой, то шансы по реализации большевистских планов станут реальными. И он многого смог добиться; накануне октябрьского переворота партийная организация большевиков в Петрограде насчитывала в своем составе более 80 процентов рабочих. Выбор рабочих в пользу большевиков позволил Ленину кажущуюся авантюру с переворотом превратить в историческую реальность. Ленину и его партии оставалось лишь распорядиться огромной силой в лице рабочего класса,