Ночное кино - Мариша Пессл

Пинкоя. Это же такая русалка.

«Несравненная красавица, пышная и чувственная, с длинными светлыми волосами, она восстает из морских глубин, – сообщала статья в «Википедии». – Наделяет богатствами или тягостной нищетой, и все смертные на суше живут, выполняя ее прихоти». Существо было замечено в одном-единственном месте на Земле – подле уединенного острова Чилоэ у побережья Южной Америки.

Ла Пинкоя – лишь одна из сонма мифических существ, населяющих земли и прибрежные воды острова, одиннадцать месяцев в году окутанного густым туманом и дождем. Унылый, неприветливый остров, один из самых отдаленных на планете, хранитель легендарной колдовской истории.

Я припомнил деталь, упомянутую Клео в «Чарах» при первой встрече, когда она изучала состав Сандриного заклятия черной кости.

«Я тут вижу темный песок и водоросли, – сказала Клео. – Видимо, она это собрала в каких-то экзотических краях».

Об острове Чилоэ сведений нашлось немного, но в блоге какого-то испанского туриста я наткнулся на другую зацепку.

Пуэрто-Монт.

Последний город континентального Чили – и затем страна сухим печеньем крошится на сотни островов. Блогер перебрался из Пуэрто-Монта в другой город, Паргуа, а оттуда паромом на Чилоэ. Не считая редких примитивных аэродромов, добраться до острова можно только морем.

Я помнил, что этот город мне недавно попадался, и после часа розысков нашел источник: «Охотник и природа», статья об исчезновении Рейчел Демпси в Непале – Рейчел Демпси, которая сыграла Ли в La douleur. Испарилась посреди охотничьей экспедиции, никаких следов не обнаружено, но ее спутниковый телефон включали в Сантьяго – короткий звонок в Пуэрто-Монт.

Я восстановил интервью Пег Мартин в Вашингтон-Сквер-парке. Помнится, она упоминала, что у Тео Кордовы был роман с женщиной на десять лет его старше, с женщиной по имени Рейчел, сыгравшей где-то у Кордовы.

Я сопоставил даты: весной 1993-го, когда Пег Мартин приезжала на пикник, Рейчел Демпси было двадцать семь. А Тео всего шестнадцать – одиннадцать лет разницы.

Ну что ж, близко. Видимо, Рейчел и Тео были вместе. Но чего именно Рейчел ждала от непальской экспедиции? Планировала исчезнуть с лица земли? Испариться без следа, а потом всплыть где-нибудь на острове и там… что? Воссоединиться в раю со своим возлюбленным Тео? Что там такое, на этом острове?

Архитектура уникальна. Palafitos, скромные хижины на шатких сваях, разноцветные – розовые, голубые, красные – походили на длинноногих водяных клопов, что роились вдоль берега – отнюдь не тропического и райского, но тернистого и серого, с острыми скалами и темной водой, пропитавшей пляж.

Я уже видел такие дома.

В «Подожди меня здесь», в оранжерее Райнхартов, в сарае Попкорна. Открытка на пробковой доске – там были точно такие дома. Хорошо, что мне хватило дальновидности снять открытку и прочесть анонимные три слова на обороте.

«Скоро ты приедешь».

Мало того. Церкви Чилоэ не походили ни на какие церкви мира – помесь культуры европейских иезуитов и исконных традиций коренного островного населения. Строгие, крытые дранкой, точно облезлой драконьей чешуей, острые шпили увенчаны тощими крестами. Их тоже ярко красили, как и palafitos, что, впрочем, приводило на ум не праздник, а зловещую бодрость клоунской физиономии.

Где-то я такое уже видел. Я перерывал бумажки на полу, пока не отыскал.

В статье «Вэнити фэйр» Сандрина соседка по общаге упоминала, что, когда Сандра уехала, ни слова не сказав, «остались только три фотографии» за комодом. В журнале приводились эти снимки – артефакты утраченной жизни Сандры, иллюминаторы в ее мир. Я тогда толком и не взглянул.

А теперь всмотрелся в первую фотографию, и от потрясения меня повело.

На снимке была маленькая мрачная церквушка. Не точная копия, но та же архитектура, что у церквей на острове.

На втором снимке – массивная черная скала на пляже, и над нею кружат чайки. В центре скалы мистическая дыра, будто Господь провертел ее пальцем, по озорству сотворив пустоту в мире. Скалу я не узнавал.

Но на третьем была стая черношейных лебедей – у одного на спине птенец. Черношейные лебеди, прочел я в «Википедии», обитают главным образом в Южной Америке, однако гнездятся и выводят птенцов лишь в немногочисленных областях, в том числе в южных районах Чили, куда входит и Чилоэ.

Сандра вполне могла побывать на острове. Видимо, оттуда и поляроидные снимки.

Я посмотрел вид со спутника в «Гугл Планета Земля». Часть центрального острова, Isla Grande, и почти все мелкие островки, веснушками рассыпанные вокруг по синему морю, скрылись за серебристыми облаками.

Значит, что получается? Все улики безмолвно вели меня сюда?

Галло так рьяно швартовала меня к «реальному миру», «обычной жизни», из кожи вон лезла, чтобы я не гнался больше за Кордовой – куда?

В голове гулко отдавались голоса – они предостерегали меня, и едва ли не громче всех вопил поседевший и постаревший алкоголик, репортер из бара в Найроби. Нависнув над стаканом, в заляпанной куртке хаки и штанах военного образца, он повествовал о судьбе трех журналистов, работавших над про́клятым делом, делом без конца, ленточным червем.

Один свихнулся, бродил по улицам и бормотал какую-то чушь. Другой слинял и спустя неделю повесился в гостиничном номере в Момбасе. Третий просто испарился, бросил семью и должность в итальянской газете «Коррьере делла Сера».

«Она заразная, – бубнил этот мужик. – История. Бывает такое».

Я задумчиво откинулся в кресле. Септим, в недоумении отметил я, летал теперь, как никогда не летал прежде. Пьяно вреза́лся в потолок и окна, в постер «Самурая», хлопал крыльями по стеклу в возбуждении – или в панике от того, что я задумал и куда собрался?

Ибо теперь я заметил, что судьба троих репортеров отчасти роднит их с актерами Кордовы – с теми, кто, уехав из «Гребня», так и не вернулся к обычной жизни, с теми, кого унесло на край света, о ком по сей день ни слуху ни духу. С теми, кто стал незрим и непостижим, ушел за пределы досягаемости.

И со мной сейчас происходило то же самое.

Так ведь? Я шел по их следам, сам себя посылал на край земли. Это побег или мне дарована свобода?

Я не узнаю, пока не увижу, есть ли там что – и что там есть.

118

Спустя четыре дня я сел на самолет до Сантьяго, а там пересел на другой, до Пуэрто-Монта.

Через аэропорт Эль Тепуаль я прошел к выдаче багажа, где кишмя кишели дети, обнимались семьи, висели таблички «INFORMACIÓN»[121]и «Прокат автомобилей». Отыскал свой армейский вещмешок, что одиноко лежал на багажной карусели, будто ждал меня много месяцев.