Путин. Его жизнь и время - Филип Шорт

становились все более напряженными, Ильин, казалось, предлагал иной политический путь.

В этот период он также начал читать работы Николая Бердяева, православного философа, который в 1920-х годах после изгнания Ленина поселился в Париже. Представления Бердяева о русском народе были более приземленными, чем у Ильина. Русские - это "конгломерат противоречий", - писал он, - "которые могут внушать как горячую любовь, так и лютую ненависть [и] оказывать тревожное воздействие на народы Запада". В некоторых отношениях Бердяев был для Путина любопытным выбором. Его часто называли философом свободы, творчества и личности, что странно сочеталось с принципами государственного режима. Но как часть свободы личности он защищал неравенство, а путинская Россия в результате приватизации 1990-х годов стала одним из самых неравных мест на земле. В 2005 году чистый капитал десяти самых богатых россиян составлял 10% ВВП страны, что в два раза больше, чем у десяти самых богатых американцев.

Бердяев много писал о роли России в слиянии Востока и Запада: «В России сталкиваются и влияют друг на друга два потока мировой истории. Русский народ не есть чисто европейский и не есть чисто азиатский. Россия... соединяет в себе два мира, и в русской душе всегда борются два начала - восточное и западное». Ильин писал в похожих выражениях. Это перекликалось с размышлениями самого Путина о месте России в мире. Россия, как он иногда утверждал, была одновременно европейской и азиатской, сочетая в себе "европейский прагматизм и восточную мудрость". У нее были общие европейские корни с Западом, но они дали разные ответвления.

Другим философом XIX века, чьи работы стали его интересовать, был Владимир Соловьев, потусторонний, мистический мыслитель, друживший с Достоевским и, как говорят, вдохновивший его на создание образа Алеши, героя романа "Братья Карамазовы". Соловьев посвятил свою жизнь идеалу Вселенской Церкви в русской традиции соборности, что соответствовало путинской концепции единства России, в которой в гармонии уживаются разные национальности и этнические группы, далеко не все европейские.

Еще одно влияние оказал Василий Ключевский, крупнейший историк России XIX века. Ключевский считал, что государство представляет собой договор между властью и различными общественными классами, и утверждал, как и Путин, что Россия должна развиваться эволюционным путем, а не революционными скачками.

Но ключевой фигурой был Ильин. Начиная с 2005 года, Путин начал цитировать труды Ильина в своих выступлениях. Его примеру быстро последовали другие. Один высокопоставленный чиновник заметил, что "спрос на его идеи в современной России настолько велик, что иногда возникает ощущение, что Иван Ильин - наш современник. Путин распорядился привезти останки Ильина из Швейцарии и похоронить их в Донском монастыре, рядом с генералом Деникиным. Было опубликовано собрание его сочинений. В следующем году российский миллиардер Виктор Вексельберг приобрел для государства архив Ильина у Мичиганского университета.

С одной стороны, реабилитация таких людей, как Ильин, чьи произведения были запрещены в советское время, была средством связи России с ее дореволюционным прошлым. С другой стороны, она стала идеологической основой для попыток Путина сформировать новое постсоветское государство. Эта новая Россия должна была отвергнуть "формальную демократию" Запада, провозгласить евразийскую идентичность, объединить множество конфессий и этносов под знаменем русской культуры и православия и ориентироваться на сильную централизованную власть.

Как назвать эту новую демократию и из чего она должна состоять - вопрос более сложный. Виталий Третьяков, редактор "Независимой газеты", предложил назвать ее "управляемой демократией", но Путину этот термин не понравился, и он не очень убедительно заявил, что это создаст впечатление, будто российская демократия "контролируется извне", наравне с такими странами, как Грузия, находящимися под властью США. На самом деле, как представляется, его больше беспокоил подтекст, подразумевающий ограничение демократии, а это не тот образ, который он хотел создать ни у российских либералов, ни у партнеров России на Западе.

Затем идеолог Кремля Владислав Сурков выдвинул идею "суверенной демократии", которая понравилась Путину гораздо больше. Не так много в мире сегодня суверенных стран, - заявил Путин. Кроме России, Китая, Индии и некоторых других, все остальные либо зависят от других, либо от лидеров своих блоков". Действительно, - озорно добавил он, - Европейскому Союзу и некоторым его странам-членам следовало бы больше думать о суверенной демократии. Тогда Россия смогла бы иметь дело с независимым ЕС, который защищает свои собственные интересы, а не постоянно подчиняется Вашингтону.

В чем именно должна заключаться "суверенная демократия", было намеренно неясно. Путин бесконечно повторял, что «принципы демократии должны быть адаптированы к реалиям сегодняшней российской жизни, к нашим традициям и истории» и что никто другой не вправе указывать России, какой строй ей следует иметь. В то же время он отверг идею "изобрести какую-то местную, доморощенную демократию". Возможно, отчасти это объясняется тем, что он обращался к разным аудиториям: с одной стороны, к патриотически настроенным россиянам, с другой - к западным либералам. Но, похоже, он искренне сомневался в том, как России следует действовать на практике. Теоретически евразийство - это хорошо. Но культура и верования России были в основе своей европейскими.

Ключевыми моментами, к которым Путин возвращался вновь и вновь, были необходимость создания развитых политических партий, процветающего гражданского общества и сильного среднего класса - "знаменосца [демократической] идеологии", который будет защищать социальную стабильность. Они не будут такими же, как на Западе. В России, по словам Путина, политические партии подотчетны как государству, так и обществу. Централизованная власть и демократия не противоречат друг другу, и утверждать обратное - значит создавать "ложный конфликт".

Тот же принцип распространялся на СМИ и крупный бизнес: политические партии и гражданское общество были свободны, но только в тех рамках, которые устанавливало государство. Когда-нибудь это может измениться, сказал Путин, но на данном этапе Россия все еще делает первые шаги на пути к демократии. В Европе и Северной Америке демократические системы развивались сотни лет. «Создание полноценных, функционирующих институтов [в России], - продолжил он, - это не то, чего можно достичь в одночасье». Страна прошла прямой путь от царизма к коммунизму. Затем, при Ельцине, свобода и демократия были переданы сверху. Не было возможности для эволюционного развития, [когда мы могли бы] растянуть реформы на десятилетия и ждать, пока сознание людей изменится.

Те, кто на Западе отказывается признать, что Россия стала более демократическим государством, "не совсем честны", - заявил Путин. Однако настоящая парламентская демократия - дело будущих поколений. Пока же России нужна "сильная президентская власть".

К концу второго срока Путин смирился с необходимостью национальной идеи. Поиск ее - это "старая традиция, любимое занятие... что-то сродни поиску смысла жизни", задача бесконечная, но