Проклятые поэты - Игорь Иванович Гарин

А вот – и эти девушки, девственные и смиренные, что, однако, не мешает им в скором будущем стать меркантильными соблазнительницами и любовницами.

Даже в «Добрую песнь», свой свадебный подарок, в эту песню-обет и песню-мечту врываются мрачные зарисовки дороги к любимой, отражающие облик души поэта:

Гул пьяный кабаков; грязь улицы; каштана

Лысеющего лист, увядший, слишком рано;

Железа и людей скрежещущий хаос, —

Громадный омнибус, меж четырех колес

Сидящий плохо, взор, то алый, то зеленый,

Вращающий кругом; рабочий утомленный,

Городовому в нос пускающий свой дым

Из трубки; с крыш капель; неверный по сырым

Каменьям шаг; асфальт испорченный; по краю

Потоки грязные; – и это – путь мой к раю!

В молодости он был достаточно суров по отношению к самому себе – суров и самокритичен. Свидетельство тому – уничтожение всех юношеских сочинений, за исключением, быть может, «Парижского ноктюрна». В старости, наоборот, из-за недостатка сил и вдохновения – невзыскателен.

Начинающий поэт не скрывал зависимости от «парнасцев» и Бодлера, как позже русские символисты не прятали своей преемственности от автора «Мудрости», «Сатурнических стихотворений» и «Галантных празднеств».

Верлен колеблется между экзотическими небожителями Парнаса и ночной жизнью бодлеровского Парижа с дешевыми забегаловками и шлюхами Латинского квартала.

Он уже потенциальный фрондер, но он также еще образцовый служащий. Он бросается в литературные течения, и каждый его следующий шаг противоречит предыдущему, но именно в этих метаниях закаляется его талант, формируется его мировидение и рождается готовность к самоотверженному служению искусству. Верлен учится. Но уже первая его книжка – «Сатурнические стихотворения» – является не боязливой ученической пробой, но речью подлинного мастера, хотя она и отражает в определенной мере искания и желания поэта.

Даже первые книги Верлена, отмеченные влияниями Бодлера, Гонкуров, Готье, по совершенству, изяществу, передаче мимолетных чувствований превосходят высшие достижения предтеч. Таковы живописно-импрессионистские зарисовки «Романсов без слов», поэтических парафраз живописи Моне и Писсарро. Или положенные Дебюсси на музыку «Галантные празднества», которые, по словам Шарля Мориса, могут сравниться разве что с «Emaux et Camees» Теофиля Готье. Отправляясь от «Созерцания» Гюго и «Новых акробатических од» Банвиля, этих изящных картинок галантных развлечений дам и кавалеров прошлого века, Верлен пытается прикрыть «налет меланхолии, чуть-чуть злой». Но это естественная, искренняя меланхолия: неудовлетворенность собственным духом и духом времени.

Как и Бодлер, Верлен ненавидел «плаксивый жанр» и усматривал задачу поэта в том, чтобы писать эмоциональные стихи с «холодным сердцем», иными словами, научиться уравновешивать чувства интуицией, разумом. Поэт – уникальный сплав чувства и беспристрастности, страсти и интеллекта, порыва и контроля (чем не элиотовская «деперсонализация»?).

Я не разделяю мнение Поля Валери о Верлене как «организованном примитивисте»: «свернуть шею красноречию» – еще не значит отказаться от полноты и глубины познания, «война риторике» суть попытка обрести подлинность в доверительности, спонтанности, интуиции, «сверхъестественной естественности», по словам Б. Пастернака.

Поэтическое кредо Верлена – сочетание, сопряжение точного с неопределенным. Поэзия – как симбиоз осмысленного и блаженного слова, сказанного и несказанного. Именно по этой причине ее так заманчиво понимать – и так трудно толковать, – скажет С. С. Аверинцев.

Верлен – поэт полутонов, смягченных контуров и тонких нюансов. По словам Георга Зайеда, он предпочитает мимолетные ощущения, рассеивающийся запах, смягченный свет, расплывчатые контуры, музыку под сурдинку, приглушенные звуки. Это не дематериализация существующего, а особенность зрения, «пастельное» видение мира.

При всей верленовской трагичности, его природная стихия – задумчивая грусть, а не вязкий ужас, сумрачность, а не мрак, томления, а не терзания:

Это – желанье, томленье,

Страсти изнеможенье,

Шелест и шорох листов,

Ветра прикосновенье,

Это в зеленом сплетенье

Тоненький хор голосов.

В поле, подернутом тьмою,

Это ведь наша с тобою,

Наша томится душа,

Старую песню заводит,

В жалобе робкой исходит,

Сумраком теплым дыша.

И соответственно Верлена влекут к себе текучие, переходные миги, блуждающие отсветы и тени, а не звонкие краски, смазанность, а не нажим рисунка, наброски мельком:

Средь необозримо

Унылой равнины,

Снежинки от глины

Едва отличимы.

То выглянет бледно

Под тусклой латунью,

То канет бесследно

Во мглу новолунье.

Обрывками дыма

Со стертою гранью

Деревья в тумане

Проносятся мимо.

«Романсы без слов» – импрессионистическая поэзия, во многом «созвучная» Мане и Дебюсси. В «Искусстве поэзии» Поль Верлен неслучайно призывает подчинить поэзию музыке, ибо поэтичность для него тональна, зыбка, полифонична.

Импрессионизм Верлена, сильнее всего сказавшийся в лирике 1872–1874 гг., таил в себе опасность некоторого однообразия, и неслучайно в последующем творчестве поэта (сб. «Смиренномудрие», 1881; и др.) он осложнен и видоизменен новыми темами и мотивами, что, однако, не поколебало исходного жизнеощущения Верлена, для которого на первом месте всегда оставалась не опосредованная никакой рациональностью прямая «затронутость» вещами: он не хочет их интерпретировать или выпытывать их «тайну», ибо тайна эта заключена в самом присутствии вещей «здесь и теперь» – в присутствии, которое надо только углубленно прочувствовать и пережить. Верлен, завороженный текучей неуловимостью предметного мира, не стремится ни дробить, ни анализировать его, он не классифицирует вещи и не осуществляет между ними выбора, поскольку всякий выбор, реализуя лишь одну из возможностей и оставляя невоплощенными все прочие, тем самым неизбежно убивает целостность мироздания. Верлен же хочет собрать его воедино, как он хочет собрать воедино собственную душу так, чтобы «я» и «мир» зеркально отражали друг друга, ибо для Верлена-предсимволиста мир постигается не через рефлексию о нем, а через слияние с ним.

Верленовские пейзажи почти всегда состояния души: «они столь легко растворяются друг в друге, что изначально ощущаются как два проявления одного и того же начала». В этом заключена великая философия синтеза тела и духа, их единоприродности, что, собственно, и позволяет человеку стать Наблюдателем, человеком познающим.

Поэзия Верлена импрессионистична потому, что, разрушая границы между субъективным и объективным, духом и плотью, возвышенным и низменным, отказываясь от рационально-нравственного отношения к действительности, она целиком отдается фиксации непосредственных, сиюминутных впечатлений (неслучайно из всех глагольных времен Верлен явно предпочитает настоящее, а сами глаголы у него откровенно тушуются перед существительными); «душа» и «пейзаж» равно утрачивают определенность, размытая линия начинает господствовать над четким контуром, оттенок – над однотонностью цвета, а светотень – над светом и тенью. Поэзия Верлена – это