Белый ниндзя - Гейл Линдс

Снова что-то блеснуло, будто солнце посеребрило паутину. Что-то в этом духе.

Сендзин сел на корточки, присмотрелся. Всего в трех футах от него на высоте щиколотки был протянут тончайший провод сигнализации. Один шаг — и сработал бы сигнал внутри здания.

Проще всего было бы просто перешагнуть через провод. Но это было уж слишком просто, и Сендзин не решился на такой шаг. Из силков можно попасть в настоящую западню. Он крутил головой туда-сюда, пытаясь рассмотреть лежащую впереди опасность.

И наконец рассмотрел. Электрические «глазки», ловко замаскированные. Они были на высоте пояса, и тот, кто будет перешагивать через провод, обязательно пересечет невидимый луч. Эти глаза ему ослепить не удастся: их мозг находится внутри дома.

Все еще сидя на корточках, Тандзян мысленно измерил высоту, на которой был протянут провод, потом удовлетворенно кивнул головой. Из кармана он вытащил моток длинной тонкой веревки. Это была необыкновенная веревка — сделанная из женских волос, невероятно прочная и эластичная, практически невесомая и не перетирающаяся о твердые поверхности. К концу ее был привязан металлический крюк.

Затем в руках Сендзина оказалась простая с виду палка длиной в два фута. Конечно, палка была далеко не простая. Взяв ее двумя руками, он вытянул ее, как телескоп. И тотчас же из ее конца вылезли птичьи когти. Очень хитроумное приспособление для лазания.

Прикрепив конец веревки к этим «когтям», он просунул их под провод сигнализации и зацепился за выступ вентиляционной трубы. Затем, держа в руках веревку, он лег на спину и начал ползти по гудронному покрытию, перехватываясь руками. Скоро его голова и плечи прошли под проводом. Но тут он замер, заметив, что грудь его выше уровня провода. Тогда он выдохнул из груди весь воздух, так, что она сплющилась, и свободно пролез под проволокой.

Так Сендзин тащил себя на спине, перехватываясь руками за веревку, пока не почувствовал уверенность, что ушел достаточно далеко из зоны действия электрических глазков. Затем он поднялся на колени, свернул «когти», отцепив их от вентиляционной трубы, смотал веревку, спрятал ее в карман. Потом приблизился к застекленному люку и внимательно его осмотрел.

Естественно, и здесь была сигнализация. К стеклу была приклеена коробочка. Любое прикосновение к нему с большим усилием, нежели можно ожидать от лап опустившегося на стекло голубя, включает сигнал тревоги.

Механизм был весь на виду. Это плохо. Сендзин не был склонен оценивать подобное устройство по внешнему виду, особенно после того, как обнаружил столько хитроумных приспособлений, затрудняющих проникновение на крышу. Интересно, какой механизм прячется в тени, где ничего не видно сверху? Он оставил этот вопрос на время, занявшись обезвреживанием того жучка, что сидел на виду. Первым делом он обрызгал его из крошечного пульверизатора, заряженного фреоном, затем быстро покрыл сверху быстро твердеющей пеной. Осторожно подрезал проводки со всех четырех сторон. Пока все было тихо, как в могиле. Только снизу доносились звуки большого города: сирена скорой помощи, редкие автомобильные гудки, визг шин при резком торможении. Как облако, он парил над землей, где нечем дышать от людской скученности. Вот только облака не бывают так опасны.

Сендзин вскарабкался на застекленный люк, распластавшись на нем, подобно морской звезде. Руками, глазами и даже ушами он искал слабое место в люке, сквозь которое можно проникнуть внутрь. Скоро он нашел такое: прямо посередине.

Он достал тонкое, длинное лезвие, вставил его в середину стыков рамы. Сухое дерево подалось, и он стал водить лезвием туда-сюда по шву. Дерево треснуло, и Сендзин откатился в сторону. Теперь надо было сделать то же самое с другой стороны рамы. Здесь дерево было попрочнее, но он справился с ним. Раму уже давно надо было заменить.

Теперь Сендзин смог проскользнуть внутрь, подняв раму ровно настолько, чтобы можно было пролезть. Он уцепился «когтями» за край люка и начал опускаться вниз, держась за телескопическую ручку. Уже покидая люк, он остановился в нижней его части, заметив там теплочувствительный датчик. Всякое теплокровное существо, пролезавшее мимо, заставит его сработать. Заморозка фреонового аэрозоля даст аналогичный результат. Он вытянул из кармана металлическую ленту и закрыл ею датчик. Теперь можно спокойно спускаться: датчик не зарегистрирует тепла его тела.

Спрыгнув на пол, он оказался в редко посещаемой мансарде. Когда этот дом был фабрикой, здесь стояли машины. Теперь место использовалось как склад.

Скоро Сендзин нашел дверь, за которой начиналась лестница, ведущая вниз. Он прислушался у закрытой двери: ни звука. Чуть-чуть приоткрыв ее, опять прислушался. Затем выглянул. Открыв дверь ровно настолько, чтобы просочиться, он покинул мансарду. Теперь он был внутри вражеской крепости. И гораздо ближе к Жюстине, чем до начала операции.

* * *

— Не пойму, почему я разрешил тебе притащить меня сюда, — сказал Нанги.

Сидя на скамейке в соборе св. Терезы, они слышали, как снаружи грохотал гром и по каньонам Токио неслись машины.

— Я давно ничего не чувствую, приходя сюда. Ничего не чувствую.

Дождь стучал по цветным витражам так, что казалось, будто Матерь Божья в центре картины дрожит от страха в предчувствии трагической судьбы, ожидающей сына.

— Тсс, — прошептала Уми. — Мы мешаем службе.

— Какое мне дело до службы? — ответил Нанги. — Я здесь чужой, вроде как сирота в божьем доме.

— Ты не сирота, — возразила Уми, прижимаясь к нему своим теплым боком. — Ты просто слепец.

— Что ты можешь знать о Боге, изучая мифы? Мифы — это нечто другое, обитель языческих богов.

— Вроде Будды?

Нанги увидел, что она подтрунивает над ним, но не сердился. Она имеет право на скепсис по отношению к его религиозным чувствам. С сожалением он должен был признать, что он не был хорошим католиком.

— Будда — не бог, — поправил ее Нанги. — Он — идеал.

— Другими словами, миф. Как миф об Иисусе, сыне Божьем.

— Или как твоя Женщина-Паук, плетущая свою паутину для индейцев хопи. Это ведь тоже миф. Однако ты, кажется, веришь в него.

— Я верю во все реальное, — ответила Уми. — И мне не обязательно его видеть своими глазами и трогать руками. Но если мое космическое сознание может охватить это, значит, оно реально для меня. Есть такие истины, любовь моя. И есть космические часы, отмеряющие не время (время есть иллюзия), а постоянно изменяющееся неустойчивое равновесие между порядком и хаосом. Надо только решить для себя, какую сторону принять. А когда решение принято, ты имеешь право честно смотреть в глаза самому Господу Богу. И, увидев там отражение, мы сможем уразуметь смысл собственного существования.

— Ты хочешь сказать, что мы лишь его отражение? — захотел уточнить Нанги.

У ми взяла его за руку. — Ты ничего не понял. Мы являемся проявлением порядка и хаоса. Деятелями, в самом прямом смысле. Все остальное есть иллюзия, мешающая нам постичь правду. Если и есть Бог, дорогой мой, то он живет внутри нас.