Специальный агент преисподней - Алексей Зубко

– Да вы чего? Свой я!

– Товарищ Бармалей? – растерянно уточнил он, не веря своим глазам. Олень вроде похож, но…

– Да я это, я,- снимая шлем, подтвердил я.

Пленных связали и построили в колонну.

– Триста двадцать семь,- доложил Добрыне седовласый богатырь.

– Всего? – недоверчиво переспросил я, переведя взгляд с богатыря на свой окровавленный меч, затем медленно обернулся – на тропе там и сям чернели бугорки человеческих тел – и без чувств сполз с оленьей спины.

Если это хорошая новость, то какова же плохая?!

Мысли вслух закоренелого холостяка, нервно мечущегося под окнами роддома

Медленно плывут облака у подножия чертога, подгоняемые ленивым ветерком. Вздувается и опадает вывешенное для просушки белье. Отсыпаясь после трудной ночи, сонно лепечет колыбельную песенку Дрема, кутаясь в не по размеру большой тулуп и подложив под ухо кулак.

– Вжик… вжик,- монотонно скользит напильник по подкове, оставляя на поверхности едва заметные бороздки.

– Папа, ну сколько можно? – кривясь, словно от зубной боли, взмолился Перун. Его огненно-рыжая борода и чуть более светлые усы, завиваясь согласно своему желанию, непослушно топорщатся в разные стороны.- Мне сегодня в ночь идти.

– Эх молодежь,- улыбнулся в усы Сварог, как ни в чем не бывало продолжая свое занятие.- Ты бы, чем на облаках нежиться, потренировался молнии метать.

– Да я постоянно этим занимаюсь…

– Ага,- согласился отец богов.- А кто прошлый раз вместо старого дуба попал в сарай за триста сажень от него?

– Соскользнула,- пожал плечами громовержец.- Да и чувствовал я себя тогда неважно, прихворнул, наверное.

– Отчего же хворь приключилась?

– Съел чего-то…

– А может, выпил? – поднеся Сварогу крынку парного молока, вставила дородная баба, пышная стать которой заставляет задуматься о его происхождении – на небе коров отродясь не водилось.- Испейте, батюшка.

Повертев в руках потертую подкову, славянский бог взглядом развел тучи и, примерившись, забросил ее на середину проезжего тракта. Заманчиво блестя стертыми гранями, подкова осталась дожидаться везучего путника, который подберет ее и прибьет над входом в жилище- на счастье. Тучи тотчас сомкнулись, скрыв божественный уголок от людских очей.

Пока отец богов утолял жажду, Мокоша воспользовалась случаем, чтобы провести воспитательную беседу с братом. Во всякое другое время он просто бы припечатал ее пятерней пониже спины, всколыхнув необъятные прелести, и велел бы не лезть в мужские дела.

– Разве ж так можно. Ну посетил священную рощу, ну пригубил даров-подношений, но зачем воплощаться в телесную оболочку изваяния и всю ночь напролет пить горькую со смотрителем?

Перун грозно свел брови над переносицей, по раскрытой ладонью вверх руке заструились искорки, но сестра проигнорировала красноречивый знак.

– И это еще не все. Они навели распутных дев лесных и устроили фейерверк. Там к утру перегар такой стоял, что сменный жрец, едва ступил внутрь, тотчас издал крик ужасный и без чувств свалился.

– То гнусная брехня!

– А вот и совсем не брехня, мне Утренняя Зорька рассказывала.

– Спасибо, Мокошенька,- отдав пустой сосуд и взяв шись за напильник, поблагодарил Сварог и принялся за обработку следующей подковы.- И чем все закончилось?

– Буйство стихии преподнесли как гнев божий, сгоревший дуб списали на набег степняков – по времени хорошо совпало, а со святилищем получился казус.

– Не выветривается? – сообразил отец богов. Он и сам по молодости не чурался хорошей компании. Тогда-то богов было совсем мало – раз-два и обчелся…

– Не выветривается,- вздохнул Перун.

– Нужно сжечь святилище, огонь, он все очистит.

– Жалко. Я там такой величественный вышел. И так последнее время капища жгут кому не лень. Да и обошлись уже.

– Как? – Отец богов, не прекращая монотонного движения напильником, обронил: – А ты, доченька, иди…

– Вот так всегда,- демонстративно резко развернувшись, от чего объемная грудь совершила поворот на двести семьдесят градусов и тут же резво отмерила обратно девяносто, Мокоша скрылась во дворце.

– Теперь в моих святилищах жрецы не дышат. Наберут полон рот воздуха – шмыг внутрь – метелкой шорх-шорх – и обратно.

– Замаются, сердешные…

– Это только закрепит их волю. Да и правило это лет через сто можно будет отменить, упразднить как устаревшее и…

– Кхе-кхе,- заявила о своем присутствии появившаяся незваной Мара. Да и кто ее будет добровольно в гости звать?

Омрачилось чело Перуна, спала улыбка с лица Сварога, и дрогнул напильник, соскочив с подковы. Даже боги побаивались эту бледнолицую красавицу, чей взгляд для смертного – приговор, для богов – вестник несчастья.

Что она принесла на этот раз?

А Мара, словно не замечая всеобщего смущения, вызванного ее приходом, нарочито неспешно приблизилась к скамеечке, опустилась на нее, тряхнув непокрытой головой. Что, как известно, приносит в дом беду, а не только позволяет – ну, это если есть под рукой женский журнал со специальной страницей – определить, не пора ли покупать шампунь от перхоти.

– Не ждали?

– Надеялись. С чем пожаловала?

– Дай, думаю, зайду… новостями поделюсь. Одна плохая, вторая хорошая,- предупредила Мара.

– И что хорошего может быть в твоих новостях? – неприветливым тоном проговорил Перун.

– В наших краях появился новый бог.

– Лет сто уж как… Вовка революционер привез нового бога как приданое жены из страны византийской.

– Я про другого. Этот явился незнамо откуда и ну подвиги творить направо и налево… К богатырю Добрыне прибился, простым смертным прикинулся.

– Так может, это простой герой, богата ими земля русская?

– Его Змей Горыныч смертельно потоптал, я явилась было, а он просто отмахнулся и быстренько очухался.

– Быть того не может!

– Не может,- охотно согласилась Мара.- А плохая новость – это то, что в нем дух русский.

Окинув убийственным взглядом собеседников, богиня ночных кошмаров растаяла в воздухе, словно ее и не было. Лишь зловонный привкус от ее присутствия остался на губах.

– Вот ведь… – В сердцах метнув молнию, появление которой среди легкой облачности трактовалось как предупреждение, что надо безотлагательно троекратно перекреститься, Перун громовержец сплюнул.- Пойду-ка я разомнусь, мышцы затекли.

– Иди.- Посмотрев вслед сыну, отец богов задумался. И невеселые те мысли были…