Феодора - Пол Уэллмен

в свою честь? — спросила Хризомалло, и они с Антониной расхохотались.

Но Феодора отказывалась признать себя побежденной.

— В жизни происходят и не такие вещи, — проговорила она упрямо.

Девушки снова рассмеялись, но Феодора даже не улыбнулась.

Массаж и умащивание благовониями завершились. Феодора уселась перед зеркалом, набросив на плечи шелковую накидку. Манипуляции Теи и теплая вода сняли ночную усталость. Служанка расчесывала темные густые волосы хозяйки, сооружая прическу при помощи множества гребней и заколок. В конце концов получилось нечто замысловатое, с волнами, локонами и тяжелым узлом на затылке. Теперь дошла очередь и до лица. Каких только средств не существовало в то время для удаления веснушек, морщин и пятен на женских лицах: серная паста, рыбий клей, порошок из панцирей крабов, смешанный с медом… Излишние волосы на лице удаляли смесью мышьяка и лимона, кожу отбеливали свинцовыми белилами с винным уксусом. Но кожа Феодоры не нуждалась во всем этом. Тея положила легкие тени на веки хозяйки и провела штрихи темным мелком, удлиняя глаза. На щеки был нанесен легкий румянец, а во внутренних уголках глаз поставлены два красных пятнышка — для большей выразительности. Наконец Феодора взяла в руки мягкий жирный стерженек, похожий на современную помаду, и искусно подкрасила губы.

Ее взгляд сделался глубже, рот мягче и нежнее, лицо приобрело чарующий нежный оттенок.

Феодора поднялась и сбросила накидку. Теперь оставалось нанести последние штрихи. Тея припудрила красноватой пудрой ее грудь и ягодицы, кисточкой из верблюжьей шерсти подкрасила соски, чтобы они были заметны через тонкую одежду. Все складки тела и кончики пальцев Тея обработала кисточкой с розоватой пудрой.

Тем временем Антонина и Хризомалло закончили туалет и удалились со своими служанками.

— Мое одеяние, Тея, — приказала Феодора.

Рабыня принесла маленькие сандалии с позолоченными застежками и прозрачную белую тунику. Феодора застегнула на талии тонкий золотой поясок, надела на запястья браслеты, мочки ее ушей украсили ажурные золотые серьги. Взглянув на себя в зеркало, она надела новое ожерелье.

Глаза молодой деликаты сияли, как ее украшения. Тонкая фигурка казалась одновременно и хрупкой, и гибкой. Теперь Феодора была божественно хороша. Она никогда не выходила из дома иначе, как в полном блеске.

ГЛАВА 4

Прямо по Виа Альта, широкой улице, тянувшейся от Стены Константина Великого до императорского дворца, медленно двигались носилки. Айос из своей корзины на спине ослика, расположившись подле мраморной богини, лениво наблюдал, как процессия приближается к площади Афродиты. Носилки, или октофорон, несли восемь рослых эфиопов, специально отобранных по росту и стати. Черные тела, прикрытые только ярко-желтыми набедренными повязками, блестели от пота. Эфиопы грузно ступали в такт, носилки плыли над головами прохожих; позади тащилась толпа молодежи — городские повесы, комедианты, актеры, отпуская шутки и остроты, стараясь привлечь внимание красавицы, томно раскинувшейся на шелковых подушках под балдахином октофорона. Айос знал ее: это была Хиона Боэцианка, знаменитая фамоза, царившая в элегантном, благоухающем и насквозь продажном мире куртизанок и ее воздыхателей. Ее светлые волосы были перевиты жемчужными нитями, прозрачные одежды цвета лепестков чайной розы едва прикрывали пышные формы. Хиона держала в руке зеркало в позолоченной оправе и то и дело поглядывала в него, любуясь своими классическими чертами.

— Обол, один обол! — закаркал Айос на всю площадь. — Помни, о прекрасная, об императоре Зеноне[25], когда помогаешь беднякам!

Нищий, в жизни не переступавший порога церкви, охотно использовал благочестивые изречения и намеки, чтобы разжалобить публику. Упоминание имени Зенона было понятно. Предшественник старого Анастасия влюбился однажды в добродетельную девицу и силой принудил ее к сожительству. Мать Зенона, набожная вдова, пришла в ужас и молила Пресвятую Деву наказать сына за тяжкий грех. Небеса оказались милостивы к ней, и вдова услышала голос, обещавший прощение Зенону, лишь только он подаст милостыню своей рукой.

Хиона приказала остановить носилки. Ее не волновали христианские догматы, она не молилась Пресвятой Деве, но она была суеверна, а раздача милостыни могла смягчить участь смертного на страшном суде небесном. Айос завопил еще громче, свесившись из корзины и вытянув шею. Хиона глядела на него, выражение ее матового лица не изменилось. Наконец, передав одному из своих поклонников вышитый кошелек, она знаком приказала бросить его нищему.

Не обращая внимания на элегантных ухажеров Хионы, Айос ловко подхватил свою добычу и прохрипел благословение куртизанке.

Свита была удовлетворена увиденным, щедрость Хионы снискала несколько цветистых комплиментов, и октофорон с надменной фамозой двинулся дальше по Виа Альта. Нищий нетерпеливо развязал шнурок и вывернул содержимое кошелька на ладонь.

— Золото или медь? — раздался голос за спиной Айоса.

— Одни медяки! — прорычал Айос. — Я так и знал! Она швырнула кошелек так, будто в нем полно золотых монет, а на самом деле все его содержимое дешевле этой шелковой тряпки!

— На-ка, возьми это, оно не нуждается в кошельке, а твои настоящие друзья не нуждаются в благословении!

Айос поймал сверкнувший на солнце золотой и повернул голову. Его лицо — если можно было назвать лицом уродливую маску с зелеными губами и редкими желтыми зубами — озарилось улыбкой.

— Это ты, маленькая Феодора, — взгляд Айоса потеплел. Он знал деликату почти всю жизнь. Как и он, она вышла из городской бедноты и не раз испытывала жестокость жизни, хотя зло и не оставило следов на ее внешности.

— Откуда едет Хиона, Айос?

— С площади Августа, — отвечал нищий, вертя монету между большим и указательным пальцами. — Она наконец-то дорвалась до особняков богачей и теперь меряется красотой с истинными патрицианками. Хиона ликует — у нее и наряды, и поклонники, знать оказывает ей внимание, о ней говорят в городе, ее прямо распирает от гордости. Сейчас она двинулась домой, чтобы писать приглашения на пир.

— Как ты все это узнал?

— A-а, пустяки.

— Расскажи-ка про пир. Наверняка меня тоже пригласят, будет работенка и для моих подруг. Когда Хиона устраивает его?

— На следующей неделе.

— А повод?

— Как же! Хиона празднует победу — Македония, ее главная соперница, повержена…

— Македония? Что с ней? — Из голоса девушки исчезли игривые нотки, кровь отхлынула от лица.

— Ты что, ничего не знаешь? Ничего не слышала?

— Я… я была очень занята последние четыре дня…

— Тогда слушай. Самое главное произошло сегодня утром, в двух шагах отсюда, в соседнем квартале.

— Да что же случилось с Македонией? Она — моя лучшая подруга!

— Т-с-с, не кричи! Македония арестована.

— Боже, в чем ее обвиняют? Где она сейчас?

— Говорят, в ее доме плелся заговор в поддержку наследников императора Анастасия.

Мозг Феодоры лихорадочно работал. Обвинения смехотворны, заговор в доме Македонии — нелепость.