Пёс - Кирилл Рябов

— Я вас не слышу, Алексей, — сказал Герман. — Мы же договорились. Зачем мобильник отключили? Вы что, всё-таки решили в прятки поиграть? Глупо, очень глупо.

Бобровский повесил трубку, ничего не сказав. И отключил телефон. Он вспомнил совет Никиты. Не такой уж и глупый. Тесть ведь тоже говорил про милицию. Тогда Бобровский не придал этому значения. Теперь появился хороший повод. Синяки продолжали болеть. И обида голодной крысой грызла изнутри.

Под утро Бобровский немного подремал и даже увидел сон. Он стоял на берегу пруда и кормил хлебом уток. Потом хлеб закончился. А утки крякали. Они были голодные. Бобровский заметил, что некоторые утки дохлые, плавают вверх боком, свесив головы на коротких шеях под воду.

Бобровский проснулся. По телевизору шла передача о серийных убийцах. Рассказывали о пожилом слесаре, который отрезал своим жертвам уши. Оперативники уголовного розыска прозвали его Вьетконгом. Бобровский выкурил последнюю сигарету, скомкал пачку и забросил в угол.

Сначала он поехал в травматологию. Там была очередь. Люди с переломами рук и ног, разбитыми головами и лицами ждали у кабинета врача. Стояла невыносимая духота. У одного человека лицо было замотано окровавленным полотенцем. Хныкала пожилая женщина со сломанной челюстью. Бобровский чувствовал запах свежей крови. Ему стало дурно. Он вышел на улицу и минут пять сидел на скамеечке у входа, стараясь дышать ровно и глубоко. «Почему так много народу? — подумал он. — Не война же. И даже не пятница».

Назад Бобровский решил не возвращаться. Было два варианта — пойти домой или в милицию. Он выбрал милицию. Отделение находилось в десяти минутах ходьбы. Бобровский дошёл за пятнадцать. И остановился у входа, разглядывая триколор. Последний раз он приходил в милицию десять лет назад, когда пропал москвич. После этого не имел с ними никаких дел. В общем, и необходимости такой не возникало. Каким-то образом ему удалось прожить эти годы очень тихо и мирно. Даже не дрался ни разу. Однажды видел, как задерживают «закладчика». Парня несколько раз ударили лицом о землю. Он обмяк. Его поволокли за руки к машине. Было много крови.

«Ладно», — подумал Бобровский, открыл дверь и переступил порог. У окошка дежурной части стоял пожилой мужчина в старомодных широких брюках.

— Вы передайте, — говорил мужчина дежурному.

— Передам, передам, — отвечал молодой рыжий лейтенант.

— Передайте, передайте.

— Передам, передам.

Бобровский ждал, пока они закончат.

— Ничего вы не передадите, — сказал мужчина, подтягивая штаны.

— Почему же не передам? Передам.

— Как же, конечно!

— Не задерживайте очередь.

Бобровский наклонился к окошку. Мужчина встал у него за спиной. От него попахивало мокрой собачьей шерстью. Возможно, из-за этих штанов времён первых пятилеток.

— Я хочу написать заявление, — сказал Бобровский. — Подать, вернее.

Ему не нравилось, что за спиной кто-то стоит.

— Что случилось? — спросил рыжий лейтенант.

— Меня ограбили. И избили.

— А я что говорил? — подал голос псих за спиной.

Бобровский повернулся к нему.

— Что вам надо?

— Мне? От вас? Вы о себе слишком большого мнения. Я просто жду свою очередь.

— Поднимитесь на второй этаж, двенадцатый кабинет, — сказал дежурный. — Там всё расскажете.

Бобровский пошёл на второй этаж. Псих вернулся к окошку и стал что-то быстро говорить. «Тут теперь везде стоят камеры наблюдения, — подумал Бобровский, — иначе этот рыжий давно бы отлупил его и скинул с лестницы».

У двенадцатого кабинета никого не было. Бобровский постучался. Где-то поблизости шумела вода в унитазе. Он заглянул в кабинет. Там за столом сидел здоровый небритый мужик в чёрной футболке с надписью «Вы из ГРУ?». Он был похож на борца, употребляющего анаболики.

— Дежурный внизу сказал…

— Заходите, — перебил мужик и провёл указательным пальцем по краю стола. Сдул с пальца пыль. — Присаживайтесь.

Бобровский сел.

— Митин Иван Владимирович, — представился «гэрэушник». — Капитан.

— Бобровский Алексей Иванович, рядовой запаса.

— Прекрасно. Излагайте, что у вас случилось. По лицу вижу, ничего хорошего, да? Но могло быть хуже?

Сначала Бобровский рассказал про смерть Насти. Правда, его рассказ уместился в три слова:

— Моя жена умерла.

— Сочувствую, — сказал Митин, гоняя пальцем пыль со стола.

— Оказалось, она должна кредиторам. Теперь на меня насели, требуют долг.

— По закону они правы. Вы наследник первой очереди. И по долгам спрос с вас.

— Ладно. Речь не об этом. Хотя об этом. Вчера один из них вывез меня за город, избил и ограбил.

— Много взял?

— Тысячи две с копейками.

— Так.

— Что делать? — спросил Бобровский.

— Слышите, вода бежит? — спросил Митин. — Уже третий день ждём водопроводчика. Если сесть на унитаз, брызги прямо в жопу брызжут.

Бобровский молчал.

— Но я понял вашу ситуацию. Первое. Отбить ваш долг мы не можем, разумеется. Там ведь всё по закону? Договор? Хорошо. Значит, претензий к кредиторам у нас нет. Деньги всё равно придётся отдать. Они с вас не слезут. Второе. Этот пидор, который вас избил. Хотя он вряд ли пидор, не в прямом смысле, но кто знает. Так вот. Если мы его найдём, если отыщутся свидетели, доказательства, что это он вас бил, а не кто-то другой…

— Я могу его опознать, — сказал Бобровский.

— Ладно, ладно, допустим. Можно привлечь его по статье «побои». Грабёж под вопросом. Доказать будет сложно. И ваши проблемы с долгом от этого никуда не исчезнут. Даже наоборот. Вам ещё могут накинуть проценты или штраф какой-нибудь. Кстати, вы побои фиксировали?

— Нет.

— Почему?

— Я был в травме. Там огромная очередь.

— Так себе аргумент. Что остаётся? Ваше слово против слова этого пидора или не пидора. Это если удастся его найти. Его имя вы знаете? Нет? Номер машины запомнили? Тоже нет? Видите, как всё зыбко.

— Ясно.

— Так уж обстоят дела, — сказал Митин. — Хотя ситуация скверная. И я вам правда очень сочувствую. Но…

— Но заявление вы не примете?

— Вы даже побои не зафиксировали. О чём разговор?

Бобровский встал. Он ожидал, что этим всё закончится. Хотя и надеялся на какое-то необъяснимое чудо.

— Погодите, — сказал Митин.

Он записал на листке номер телефона.

— Хорошо подумайте, а потом позвоните.