Чернила под кожей - Марина Комарова

Итак, миссия выполнена.

Спустя пару часов ничего не остается от былого возмущения. Виски в крови придает вечеру томности, а разговорам – желание нести всякую псевдофилософскую чушь. А еще просто смотреть в окно и думать обо всем на свете. Пусть здесь вид на обычный двор, где бегают и кричат дети, сплетничают старушки и лают собаки, меня это не отталкивает.

Двор и двор. Почему он должен быть другим? Раньше ведь и у меня было так же. Это последние семь лет я хожу по мостам, ловлю свое отражение в каналах, вдыхаю сырой и сладкий воздух, смотрю на яркие тюльпаны и… не ощущаю себя чужим. Порой приходит странное ощущение: мое место в Амстердаме, в Нью-Йорке, в Москве, в Минске… Где угодно, в общем-то. Везде я чувствую себя спокойно и правильно. Не пугает лабиринт чужих улиц, взглядов и разговоров на непонятном языке. Хотя чего уж там, четыре языка я прекрасно знаю. Это, конечно, облегчает жизнь.

– Вот, нашел, – неожиданно говорит Алик и показывает на монитор ноутбука рукой со стаканом виски. – Кажется, твоя Тая имела в виду эту дрянь.

– Она не моя, – возражаю я. Но при этом не могу не отметить, что при словах «не моя» внутри все начинает протестовать.

Хм. Хорошее начало. Попробовать, что ли, приглядеться к писательнице?

И сам едва не начинаю хохотать при этой мысли. Это, наверное, все виски. Что за дьявол? Тая Грот совершенно не в моем вкусе. Именно такие мне не нравятся.

Но где-то в глубине души я понимаю, что повелся не на высокую грудь и тонкую талию, а на совершенно неудобоваримый характер и бесстрашие, которому могут позавидовать иные мужчины.

Но тут же будто искрой вспыхивает озарение: нет, не бесстрашие. Я своими глазами видел ее реакцию, когда она узнала, что сестра в больнице. Тая умеет бояться, она не откидывает страх, заслоняясь глупостью и бесшабашностью. Но при этом умеет побороть этот страх, переступить через него, чтобы помочь другому.

– Если бы ты сейчас посмотрел на свое лицо, – говорит Алик, – то не удивился бы, почему я хочу вылить на тебя воду из зеленой миски в ванной.

– Это в которой замочены твои носки? – на всякий случай уточняю, зная Алика и его своеобразное чувство юмора.

– Очень смешно, – ворчит он и отставляет стакан, а потом и вовсе разворачивает ноутбук ко мне. – Во, смотри. Голландский татуировщик спас Таю Грот. Точно герой! А я-то тоже удивился, чего это она такая невежливая. А вот оно чего. Ее подвиг приписали тебе.

Я аж подаюсь вперед и чуть прищуриваюсь. Алик, зараза, даже не подумал приблизить или увеличить текст, а ноут стоит далеко. Но, стоит пробежать текст взглядом, я щурюсь уже от гнева.

Какая сука посмела?!

Насколько же надо иметь дырявый череп, чтобы через него вытек весь мозг? Или прикладывали об асфальт не раз, что дырка как раз очень большая?

Я отставляю стакан на стол, сжимаю руки. Чувствую, как в груди клокочет гнев. Просто псу под хвост весь самоконтроль. Хотя психолог и говорил, что я уже контролирую себя.

Но нет, кажется, что грудную клетку обжигает настоящая лава, которая вот-вот вырвется наружу через горло, уподобляя меня древнему гавайскому божеству.

– Макс, выдохни, – советует Алик. – Мы не пойдем бить дурачка, который это написал.

– Почему в этом мире нельзя расквасить нос придурку, который тебе не нравится? – в раздражении произношу я, снова хватая стакан и делая большой глоток.

Виски лишь немного обжигает, но, добавляясь к выпитому, застилает глаза хмельной пеленой.

Успокоиться. Надо успокоиться.

– Тае что-то говорить будешь? – тихо спрашивает Алик.

– А что тут скажешь? – мрачно интересуюсь я.

Пока что в голову и правда не лезет ничего толкового. Но так, конечно, оставлять нельзя. Пусть я не благородный рыцарь, но не настолько трус и подонок, чтобы отсиживаться в норе и присваивать чужие заслуги. Поэтому случившееся все равно так не оставлю.

– Сказать можно много чего, – мягко говорит Алик. – Но для начала мы подумаем, что именно.

Я вздыхаю и понимаю, что он прав. Начнем с малого. А потом уже можно будет вытянуть на разговор и Таю. Наверное…

Мы сидим еще какое-то время. Говорим обо всем на свете. Умение трепаться на разные темы без особого знания предмета – оно не только женское, поверьте. К тому же мне надо, чтобы выветрился хмель. Даже удается вытянуть Алика на улицу, проветриться и прогуляться. А заодно напомнить этому балбесу, что теперь его очередь наполнять холодильник. Я никогда не объедаю хозяев, щедро спонсирую их едой и всякими приятными штучками, но ходить по продуктовым магазинам выше моих сил. Я даже согласен помочь в готовке, но вот покупки – боже упаси.

Алик пытается насупиться, состроить рожу и явно порывается сообщить, где именно он видал мое занудство, но потом вздыхает и все же соглашается. Хочешь ты или нет, а без еды не прожить. Поэтому он выходит вместе со мной.

На улице уже темно. Но лето бушует со всей силой, и город не спит. Из кафе доносятся смех и громкие голоса. Влюбленные парочки гуляют по аллеям. Компания молодых людей открывает очередную бутылку и распевает неизвестные мне песни.

Да уж, когда долго живешь в другой стране, то вылетаешь из привычного и хорошо известного… Точнее, из того, что было привычным годы назад. И сейчас идешь, не узнаешь ни мотивов, ни слов, ни мелодии.

– И с чего тебя потянуло гулять? – ворчит Алик, закуривая на ходу. – Там в углу была колбаса, я знаю. На кой было переться в ночь?

– Потому что ты сегодня хозяюшка Алина, которая не может оставить гостя голодным, – отвечаю я самым невинным тоном, на который только способен.

– Еще одна такая шутка, и начну лапать прямо здесь, – не теряется друг. – А потом скажу, что это все ты виноват – привез свою заграницу в оплот целомудрия и нравственности.

– Это в твою захламленную квартирку?

– А будешь капризничать – заставлю жениться!

Кто-то, проходя мимо, изумленно посмотрел на нас и поцокал языком. Но мне уже откровенно плевать. В хорошем таком смысле. И ночь сейчас тоже хорошая. Так почему бы не нести черт знает что и при этом не хохотать, как ненормальные?

Почти под конвоем доставляю Алика в супермаркет. Но заходить не собираюсь, потому что планы совершенно другие.

– Ты куда? – озадаченно спрашивает он, успев обернуться в проходе.

– Есть одно место, – говорю я, сделав загадочное лицо. – Там меня ждут.

– Кобели-и-ина, – тянет он, сально ухмыльнувшись. – Это та блонда с сиськами? Которая тебе писала постоянно?

Характеристика весьма размытая – под нее может подойти любая светловолосая женщина с грудью, умеющая писать. Но сейчас я не хочу говорить правду, поэтому только киваю.

– Ну смотри, не опозорь там профессию, – глумится Алик.