Чернила под кожей - Марина Комарова

– А теперь все по порядку, дорогая моя, – чеканит Лизавета, глядя на меня с легким прищуром. – Разложи по полочкам. Я готова тут сидеть хоть вечность. Правда, учитывая, что я устала, эта вечность может быть весьма короткой.

– Не отстанешь, да? – кошусь я на нее. Ненавижу этот учительский тон и условия. Но в то же время осознаю, что мне необходимо кому-то все рассказать.

– Не отстану, – отрубает Лизавета. – Ты и сама прекрасно знаешь: недомолвки и «какая-то загадка» со мной не прокатят.

Некоторое время молчу, обдумывая сказанное. И пусть выбор уже сделан, я не могу сразу согласиться. Иначе придется уйти с носом, а этого допустить нельзя. И вообще, писатель я или где? Должна уметь добывать информацию!

– Годится, – отвечаю ей миролюбиво. – Только баш на баш. Я рассказываю все про Веру и тот дурацкий вечер, а ты – про Алика Багровского.

Лизавета замирает, спелая клюква на ее вилке ярко поблескивает на свету.

– Про кого? – переспрашивает она осторожно, словно следующее мое слово может привести к взрыву.

– Про Алика Багровского, – повторяю я, ослепительно улыбаясь. – Того очаровательного молодого мужчину с выставки.

Некоторое время она смотрит на меня, потом вздыхает, сжимает переносицу.

– Шантажистка, – наконец-то сообщает Лизавета. – Ладно, хрен с тобой, золотая рыбка, расскажу. Но только между нами.

Мне хочется прыгать от радости и маленького торжества, но неразумно с роллом в зубах скакать на месте.

Подруга смотрит на меня очень пристально, и я понимаю, что рассказывать первой мне. Что ж, это не страшно. И не больно, почти так же, как начать новую книгу. Когда глядишь на чистый лист и гонишь страх, что не сумеешь дописать еще не начатый текст, не сможешь показать все то, что живет в твоей голове, подаришь миру только унылую картонку.

– Однажды мы с Верой обсуждали мужиков. И конкретно – Макса Янга, голландского татуировщика, который не любит творческих женщин…

– Потрясающая женщина, – заявляет Алик, увлеченно перебирая баночки с красками. – Я хочу жениться, я решил.

Подозрительно кошусь на него, пытаясь понять: серьезен или, как всегда, троллит всех и вся? Ибо Багровский, который решил жениться, – это как Янг, который ушел в монастырь. Просто нереально и не в этой жизни.

Как ни странно, Алик совершенно серьезен. Алкоголь и что-то еще тоже исключаются: мы сидим в салоне и от Алика только что ушел клиент, которому долго и сосредоточенно били контур шхуны на бедре.

Алик к работе относится ответственно, не позволяя себе даже малейшего шага в сторону. И это правильно. Потому что безопасность клиента должна стоять на первом месте. Когда я слышу, что кто-то бьет тату под градусом или позволяет себе расхлябанность и безалаберность на рабочем месте, хочется сразу оторвать руки. И не только в фигуральном смысле.

– Ты серьезно?

Пока моя клиентка не придет, все равно делать нечего. Ольга еще вчера позвонила и предупредила, что задержится. А записывалась она сразу, как только я приехал в Москву. Ждала, общалась, подбирала рисунок. Очень юная, но тем не менее серьезная и устремленная особа. Люблю таких.

– Абсолютно, – заверяет Алик, поднимаясь из-за стола и хмуро поглядывая на холодильник. – Минералки мы не купили. Янг, я тебе больше не доверю ничего важного! Сейчас мы умрем от жажды, и никому до этого не будет дела.

Я опускаю руку и беру стоящую на полу маленькую бутылку минералки с лимоном.

– Лови, нытик, – фыркаю и кидаю ее в друга.

Тот вовремя хватает пластиковую емкость, ворчит, какая я сволочь, а потом долго и жадно пьет.

– Жарко, – сообщает он после того, как утоляет жажду. – А на Лизавете реально женюсь. Всегда мечтал о строгой училке.

– Ты же говорил, что она художница, – озадачиваюсь я. – Преподает в школе?

– Нет, – Алик мотает головой, взъерошивает светлые волосы. – Но какая разница? Она все равно будет моей.

– Главное, не рассказывай ей, что любишь прогуляться в женском платье по развлекательному центру и отзываешься на имя «Алина».

– Заткнись, бога ради.

Ухмыляюсь, бездумно пролистываю заметки в телефоне. Потом терпение летит к черту, и я все же захожу в инсту. Вчера, не без пинка Алика, я все же сделал то, что должен был. Конечно, Алик – замечательный татуировщик, но фотограф так себе. И щелкнул Таю в таком ракурсе, что… Ладно, дареному коню – то есть человеку, согласившемуся помочь, – в зубы не смотрят. Несколько фильтров и коррекция в фотошопе дело поправили. Искренне надеюсь, что этот пост не расстроит Таю, а наоборот расставит все точки над i.

– Она еще не отреагировала? – интересуется Алик.

Я скольжу взглядом по комментариям. Много удивления, восторгов, похвалы, что не оставил все как есть. Но черно-белой аватарки Таи Грот я не вижу. Хотя хожу на ее страницу так часто, что почти выучил каждую линию на ее фото. Я листаю ее фотографии, читаю отрывки из произведений, хмыкаю, но не могу оторваться. Смотрю, с кем она переписывается и кому отвечает. Осознаю, что веду себя крайне глупо, но ничего не могу поделать. В груди почему-то невыносимо ноет, когда я отчетливо понимаю: Тае все равно. Она не заглядывает на мрачно-стильную страницу Макса Янга. Ей откровенно плевать, что произвол журналистов бесит меня так же, как и ее. Она не хочет знать, что я пытаюсь хоть как-то исправить ситуацию…

И от осознания этого во рту появляется горечь, а в груди образуется пустота. И гнев. Неуправляемый, дикий, чудовищный. Приходится напоминать себе, что свою психику нужно держать в узде, а Тая не обязана пастись на моей странице. И возле моих ног – тоже.

– Нет, – отвечаю я, вспомнив, что мне задали вопрос.

– Не переживай, друг. Или еще не знает, или молчит. Женщины – они такие. Прочитала, офигела, поскакала до неба. Но при этом: «Я иду вся такая и как будто его не вижу».

Я невольно улыбаюсь. Вот чертяка, умеет все же поднять настроение.

Правда, где-то на краю сознания все равно мелькает мысль, что Тая не специально молчит, а просто не подозревает о моих действиях.

Память услужливо подсовывает последнюю нашу встречу. Это выражение лица сложно забыть, пусть я и не сделал ничего плохого.

Впрочем, нет, я делаю это плохое прямо сейчас. Жру себе мозг и не пытаюсь остановиться.

Открывается дверь, и кажется, что в помещении появляется маленькое солнышко. Пепельноволосая девушка в джинсовом комбинезоне улыбается так искренне, что становится теплее на сердце.

– Добрый день! – звонко произносит она. – Ничего, что я немного раньше?..

– Добрый-добрый, – хмыкаю я, чувствуя, как у самого губы подрагивают в улыбке. – Ничего, заходи.

– …и не одна? – невозмутимо продолжает она, делая шаг в сторону.