"Калахари". Курсы машинописи для мужчин - Александр Макколл Смит

Пишущие машинки! Где стоят старые, частично неисправные пишущие машинки и пылятся в кладовке? В Ботсванском колледже делопроизводства!

Мма Макутси сняла телефонную трубку. Звонить из гаража и детективного агентства по личным делам запрещалось. «Эти меры, — объяснила мма Рамотсве, — направлены не против вас, а против учеников. Только представьте себе, что они болтают по служебному телефону со всеми этими девушками. Мы не смогли бы оплатить и половины счетов». Но это был не личный звонок. Это была работа, пусть и дополнительная.

Она набрала номер колледжа и прежде, чем попросить соединить ее с заместителем директора мма Манапотси, вежливо осведомилась о здоровье телефонистки. Она была хорошо знакома с мма Манапотси и часто болтала с ней, когда они встречались в городе.

— Мы так гордимся вами, — говорила мма Манапотси. — С таким блеском сдать экзамены! Я никогда этого не забуду. После вас никто не добивался таких успехов. Ваше имя навеки сохранится в анналах колледжа. Мы гордимся вами.

— Но вы еще должны гордиться вашим сыном, — напоминала мма Макутси. Сын мма Манапотси, Гарри, был известным футболистом, выступавшим за команду «Зебры». Он прославился тем, что в прошлом году забил решающий гол в матче против «Динамос» из Булавайо. Гарри был ужасным бабником, как и все футболисты, а его волосы всегда были намазаны каким-то липким гелем — как предполагала мма Макутси, в угоду женщинам. Но его мать гордилась им, как всякая мать гордилась бы сыном, способным поднять на ноги целый стадион.

Когда мма Манапотси подошла к телефону, они сначала обменялись теплыми приветствиями, и лишь потом мма Макутси затронула вопрос о пишущих машинках. Во время разговора она стояла на цыпочках — на счастье. Ведь старые машинки могли и выбросить или починить и вновь пустить в дело.

Она объяснила, что хочет набрать небольшую группу для обучения машинописи и что она готова оплатить прокат машинок, даже не совсем исправных.

— Ну, конечно, — сказала мма Манапотси. — Почему нет? От этих старых машинок никакого толка, а места не хватает. Вы можете взять их в обмен… — мма Макутси подумала о своих сбережениях и представила сберегательную книжку с нулями в каждой колонке —…в обмен на то, что время от времени вы будете приходить и беседовать с нашими девочками. Я собираюсь ввести новый предмет: беседы с выдающимися выпускниками о том, чего следует ждать в рабочей сфере. Вы будете первым лектором.

Мма Макутси с радостью приняла предложение.

— Там около дюжины машинок, — сказала мма Манапотси. — Как вам известно, они не совсем исправны. Некоторые вместо тук-тук-тук делают трах-трах-трах.

— Неважно, — сказала мма Макутси. — На них будут печатать мужчины.

— Тогда все в порядке.

Мма Макутси положила трубку на рычаг и встала из-за стола. Покосилась на распахнутую дверь в гараж. Никто не подглядывал. Тихонько напевая, она стала медленно вращаться в торжественном танце, размахивая правой рукой из стороны в сторону. То был танец победы. Только что возникли «Калахари»: курсы машинописи для мужчин, ее первое дело, ее замысел. Они обязательно откроются, и это решит все ее проблемы. Мужчины повалят к ней толпами, мечтая овладеть жизненно важным мастерством, и денежки потекут к ней на счет.

Мма Макутси поправила очки, соскользнувшие на кончик носа во время танца, и выглянула в окно. Ей не терпелось рассказать обо всем мма Рамотсве — та наверняка ее одобрит. Мма Рамотсве искренне заботится о ее интересах, в этом она не сомневалась. Ей будет приятно узнать, что ее сотрудница разработала блестящий проект, который осуществит в свободное от работы время. В нем присутствовал тот самый дух предпринимательства, о котором часто говорила мма Рамотсве. Предпринимательства и сострадания. Наконец-то эти несчастные мужчины, которые страстно желали научиться печатать на машинке, но боялись об этом спросить, вздохнут с облегчением.

Мистер Молефело сидел на камне под пустынным небом и рассказывал мма Рамотсве, как на исповеди, что он сделал за все эти годы, а неподалеку паслось небольшое стадо.

— Я приехал в Габороне в восемнадцать лет. Я вырос в маленькой деревне под Франсистауном, там мой отец служил в сельском совете. В деревне это считалось важной должностью, но не за ее пределами. Приехав в Габороне, я узнал, что должность сельского чиновника — ничто, и о моем отце здесь никто не слышал.

Я с детства что-то мастерил, и школа направила меня в Технический колледж Ботсваны, который был тогда гораздо меньше, чем сейчас. Я хорошо учился в школе по всем техническим предметам, и мой отец, как мне кажется, надеялся, что я займусь проектированием ракет или чем-то в этом роде. Он даже не подозревал о том, что в Габороне не делают таких вещей. Он полагал, что Габороне — место, где возможно все.

У моей семьи не было лишних денег, но мне дали правительственную стипендию, чтобы я мог учиться в колледже. Стипендии хватало, чтобы заплатить за обучение и скромно жить до конца семестра. Это было непросто, и я часто голодал. Но в юности это не так уж важно, потому что ты думаешь, что все изменится и у тебя появятся деньги и еда — очень скоро.

Колледж помогал студентам снять в Габороне жилье. У некоторых людей была свободная комната или даже сарай, которые они хотели сдать. Одним из нас приходилось жить без удобств, далеко от колледжа. Другим повезло больше, они жили в домах, где их хорошо кормили и ухаживали, как за родными. Я был одним из таких счастливчиков. Я снимал полкомнаты в доме начальника тюрьмы. Там было три спальни, и я жил в одной из них вместе с еще одним студентом моего колледжа. Он все время сидел над книгами и вел себя очень тихо. Он был ко мне очень добр и угощал хлебом, который бесплатно давал ему дядя, работавший в пекарне. А другой его дядя, работавший в мясной лавке, давал ему сосиски. Этому парню все доставалось бесплатно, даже одежда, которую дарила ему тетка, работавшая в магазине готового платья.

Хозяйку дома, очень полную даму — вроде вас, мма, — звали мма Тсоламосесе. Она была к нам очень добра. Она следила, чтобы мои рубашки были выстираны и выглажены, потому что, по ее словам, на это надеялась моя мать. «Я твоя мать в Габороне, — говорила она. — У тебя одна мать во Франсистауне, а другая — в Габороне, это я».

Ее муж был очень тихим человеком. По-моему, ему не нравилась его работа. Когда жена спрашивала его о том, как прошел день в тюрьме, он только качал головой и говорил: «В тюрьме много плохих людей. Они весь день делают плохие вещи. Так и проходит день». Не помню, чтобы он говорил что-нибудь другое.

Я был очень счастлив, живя в этом доме и учась в колледже. И еще я был счастлив, потому что наконец-то познакомился с девушкой. Дома я много раз пытался найти себе девушку, с которой можно было бы поговорить, но ничего не получалось. Приехав в Габороне, я обнаружил, что там много девушек, мечтающих познакомиться со студентом колледжа, потому что он получит хорошую работу, и если девушке удастся выйти за него замуж, то у нее будет легкая жизнь. Я знаю, мма, что не все так просто, но, по-моему, многие девушки думали так.