Ноль - Тори Ру

– А ты? Сколько ты еще пробудешь здесь? – Я не хочу уходить, но ловлю быстрый, обжигающий злобой взгляд.

– Обо мне не беспокойся! – взвивается Урод. – Вообще не думай. Забудь!

Ну конечно: он не будет светиться, чтобы не подставлять Сашу и его прихвостней перед директором. А завтра скажет, что получил по морде не в стенах школы.

Я смотрю на его припухшую посиневшую переносицу, длинные пальцы и снова выступившую кровь, и слезы раскаяния давят на горло.

Виновата во всем я…

Он прав: мне нельзя к нему приближаться.

Медленно поднимаюсь на ноги, отряхиваю юбку и устремляюсь к выходу, но замираю у самой двери и, не оглядываясь, выпаливаю:

– Знаешь, Егор, меня тоже никто не видит. Все будто смотрят сквозь меня…

– Мне как-то пофиг… – раздается за спиной, и едкая фраза прерывается скрипом петель и стуком ржавой дужки.

Выхожу в пустой школьный коридор, дышу ртом, пытаясь справиться с коротким замыканием в мозгах.

Кажется, я безответно и намертво влюбилась в того, кем меня пугали в детстве. И очень хочу доказать ему свою преданность и любовь.

В пятницу утром Урода встречают овациями, громче всех орут Сашины прихвостни, хотя их предводитель никак не выдает своей причастности к синякам и опухшему носу Лебедева.

Раскрыв рот, я в шоке пялюсь на разбитое лицо – последствия ударов стали явными, и Алена громко шепчет:

– Урод… Говорят, его в Микрорайоне вчера отоварили. Правильно сделали! Обнаглел. Меня мама каждый день провожает в школу как на войну, и все из-за этого!

– Что? – переспрашиваю глупо, и одноклассница сочувственно тянет:

– Даже представить страшно, каково сейчас тебе и твоей бабушке… Но справедливость все же есть!

От ее шипения и горячего дыхания разгорается головная боль.

Отворачиваюсь, медленно оглядываю класс, и в мозгах рождается странная ассоциация: как-то раз я смотрела фильм про Средневековье, и перекошенные лица одноклассников сейчас живо напоминают мне лица из толпы, обезумевшей в предвкушении казни.

Когда-то я была такой же. Одной из многих.

Хочется вскочить и сбежать, прикрыв ладонями уши.

* * *

После уроков классная просит Егора задержаться, и он нехотя возвращается в кабинет.

А я шатаюсь по пустому коридору, топчусь у двери, тянусь к ручке, собираюсь войти в класс и рассказать, кто на самом деле ударил Урода. И за что. Но не решаюсь.

Как я потом объясню всем, почему заступилась за него?

* * *

Мелкий дождь барабанит по оцинкованному подоконнику, серое небо нависает над крышами соседних домов, унылая и промозглая картина никак не способствует быстрому пробуждению. Нашариваю под подушкой и подношу к глазам телефон. Семь утра.

Отключаю его – сегодня суббота, Саша наверняка весь день будет доставать звонками и сообщениями.

Зажмурившись, выползаю из-под одеяла, но в комнате неожиданно комфортно и тепло.

– Сонюшка, отопление включили! – радуется бабушка, едва завидев меня на кухне. – Вовремя, а то в моей спальне в углу обои от сырости отслоились!

– Ну так давай подклеим, – предлагаю, уцепившись за идею: домашние заботы – прекрасный повод отделаться от Саши, но бабушка вздрагивает.

– Что ты! Нет. Я сама…

Пожимаю плечами, сажусь на стул, кулаками протираю глаза.

Стерильная чистота кафеля, блестящий чайник, белые тюлевые занавесочки, фарфоровый бокал с зайчиком, перешедший ко мне по наследству, – все родное, привычное и… опостылевшее до тошноты.

– С этой подработкой у меня совсем не осталось времени на тебя! – сетует бабушка, допивая чай. – Прости, что тебе приходится терпеть это соседство. Оля говорит, что вчера он напугал детей своим внешним видом…

Молча слежу за хороводом чаинок в кипятке и тоже начинаю закипать.

– Я в Генеральную прокуратуру напишу, пусть проверят законность решения директора и чиновников, пусть приедет комиссия и даст официальный ответ, можно ли…

– Ба, я тут подумала, – перебиваю бабушкину пламенную речь и смотрю ей в глаза. – Его отец убил и понес заслуженное наказание… Но Егор-то тут при чем?

Я тут же жалею о сказанном – бабушка срывается на крик:

– Соня была моим солнышком, светом в окне, любимым ребенком! Не дай Бог никому пережить такое! Вместе с ней и меня убили, понимаешь ты или нет?! – Она бледнеет и задыхается: – Будь проклят их род до седьмого колена! Никто из них не подойдет к нам близко: ни ублюдок, ни его мать!

Вжимая голову в плечи, я вскакиваю и бегу за аптечкой.

* * *

Вот я и проверила границы дозволенного… Про Лебедева дома даже заикаться не стоит.

Бабушка давно пришла в норму и ушла к «своим деткам», а меня все еще трясет от негодования и страха.

У нее есть причины ненавидеть и проклинать – я понимаю это. Но не могу приказать глупому сердцу не обливаться кровью из-за несправедливости, что терпит от людей Егор.

За что он расплачивается? Каково ему живется?

Ноль. Ничто. Неприкасаемый. Отброс общества, фрик, урод…

Только я знаю, какой он на самом деле.

Сколько бы этот мрачный парень ни обжигал взглядом, сколько бы ни бил жестокими фразами наотмашь – его поступки все равно говорят громче любых слов.

Я уверена: он лучше и чище многих.

Единственное, что не вписывается в стройные умозаключения, – Сонина серьга… Зачем он носит это нелепое украшение, из-за которого его постоянно гнобят и обзывают? Возможно, это протест?

Все выходные я слоняюсь по квартире и сгораю от неясного томления, вызвавшего ворох смелых и странных мыслей.

Общественное мнение – страшный инструмент воздействия на неугодных, и бабушка, сама того не желая, долгие годы подогревает народный гнев… Так вышло, что в глазах жителей городка она – официальная страдалица, ангел во плоти, а семья маньяка Лебедева – воплощение зла и бесстыдства.

Эти нормы давно устоялись и превратились в необъяснимое, ничем не обоснованное поклонение одной и травлю других, они отняли у нас с Егором детство и мечты о будущем.

Я вынуждена быть слишком правильной, он умышленно воплотил образ грязного и мерзкого асоциального урода. Но мы не такие. Мы – где-то посередине.

Я ведь даже не Соня… Смотрю в зеркало в ванной и вижу, что на проборе заметны отросшие черные корни.

Нет, я – Соня, но я – это я.

Больше не в силах участвовать в чужом противостоянии, в котором никогда не было смысла. И соответствовать завышенным ожиданиям устала…