Адония - Том Шервуд

— Во дворе горит! Бери воду! — И, передав одно ведро, помчался к «пожару».

Мосий догнал его. Вместе они обрушили угол поленницы и залили водой.

— Нужно срочно сказать ребе! — бросил Филипп, устремляясь в дом.

Мосий поспешил за ним, думая, что не только нужно сказать ребе, но и захватить оружие и обойти весь двор. Филипп уже побывал в их каморке и выходил из неё с огарком свечи, — как вдруг кто-то, ступив от стены, ударил его дубинкой. Мосий, глядя на падающего казначея, не успел вскрикнуть, как получил тяжкий удар и упал сам. Его тотчас связали, натянули на голову плотный мешок и выволокли из дома. Филиппу помогли подняться, спросили: «не сильно?», — и он пренебрежительно махнул рукой.

После того, как «пожар» был потушен, понемногу стал гаснуть и свет в окнах — там, где его успели зажечь. Затем внутри дома послышался негромкий, дружный стук молотков: ночные пришельцы, сняв с постелей плотные одеяла, затягивали ими оконные проёмы. После этого свет зажгли во всех комнатах, но снаружи окна оставались непроницаемо чёрными.

Филипп больше не выходил во двор, а вышел один из «разутых». Он убрал засов и приоткрыл створку ворот. Из канавы поднялся и, пригнувшись, проскользнул в проём человек. Он нёс, прижав к животу, невеликий бочонок. Спустя несколько минут этот бочонок был уже в спальне ребе Ицхака, и Филипп, взяв его подмышку, на ходу проверяя фитиль, понёс по каменным ступеням вниз, в подвал.

Земля едва ощутимо дрогнула. Дом сотряс короткий толчок. Прикрывая лица влажными кусками материи, сквозь клубящийся синий пороховой дым, вниз, к хранилищу заторопились четверо в чёрном. Спустя какое-то время они вытащили наверх знакомый уже длинный плоский сундук, и тотчас вниз направились следующие четверо.

Прошло чуть более часа. Все деньги, находившиеся в хранилище, были перенесены к входной двери.

Филипп привёл десяток человек в кабинет ребе и, указывая пальцем, коротко распорядился:

— Это, это, это и это.

Бесшумно ступающие люди взяли мебель — дорогие предметы, — и потащили туда же, к выходу. А молодой казначей, подойдя к телу лежащего на полу ребе, вынул из его кармана связку ключей, подошёл к столу, отпер верхний ящик, достал из него «Око вампира», спрятал в карман, запер ящик и положил в карман и ключи. Вернувшимся безмолвным работникам он указал на сам стол и ещё на несколько предметов, по мелочи, — подсвечники, старинные, с золотым тиснением книги, каминные часы, трон.

Завершив опустошение кабинета, мародёры спокойно и методично стали обходить помещение за помещением, равнодушно перешагивая через мёртвые тела. Более или менее ценные ткани, одежду сваливали в кучи и увязывали в узлы. Запертые сундуки не взламывали, а просто перемещали туда же, где вдоль одной из стен высились горы награбленного, — к входной двери.

Наконец все столпились вокруг Филиппа. Он вынул свои, с отломанной крышкой, часы, посмотрел на сложившиеся в острый угол стрелки.

— Ещё тридцать минут, — сказал он. — В кабинете, и внизу, в хранилище, есть тайники. Кто найдёт — будет произведён в капитаны.

Молчаливые люди, в руках которых объявились топоры и небольшие ломики, мягко запрыгали по ступеням.

Через двадцать минут к Филиппу подошли двое. Тяжко дыша, они притащили взломанный металлический ящик с золотой чеканной посудой.

— Что, там действительно был тайник? — озадаченно поинтересовался Филипп.

Разбойники одновременно кивнули:

— Да. В стене хранилища. Пятно штукатурки было немного светлее. Взломали…

— Ну, хорошо. Слово есть слово. Вы хотите разделиться на две самостоятельные команды или предпочтёте работать в одной?

— Он будет капитаном, — кивнул на товарища один из счастливцев, — а я буду с ним. Одна команда.

— Прекрасно. Завтра патер Люпус распорядится.

Но раздача чинов на этом не завершилась. Почти тотчас же пришёл ещё один грабитель и предъявил два предмета: невзломанную, изрядного веса шкатулку и гнутый, средней длины, сероватого цвета клинок.

— Ещё тайник? — удивился Филипп. — Где же?

— В кабинете. Стол унесли, а в середине пятна от ножки стола — шляпка гвоздя. Блестела, а все остальные были темней. Я нажал — половица поднялась.

Филипп взял в руки клинок.

— Надо же, бритвенная заточка. Какой-то паук отчеканен. Ладно, капитан. Неси в общую кучу.

В это время на улице послышался шум приближающегося экипажа. Тот, кто стоял у ворот, широко распахнул их и, в ночной темноте, хлестнув коней, не задев ни столба, возница вкатил во двор крытый воз, и вслед за ним во двор въехал ещё один, а немного спустя — так же третий. С ним въехала пара всадников.

Два окна на втором этаже засветились. (По указанию Филиппа сняли два одеяла.) Если бы по соседству оказался кто-то страдающий бессонницей, он ничего бы не заподозрил: в последнее время в дом Ицхака экипажи и люди прибывают непрерывным потоком.

Погрузка заняла час с небольшим. Последним подняли и уложили связанного Мосия.

— Переправить его в Голландию, — сказал кому-то Филипп. — Или ещё куда — подальше лишь бы от Англии. Набить золотом карманы, — набить, не скупясь, полновесно, — и отпустить. На первые несколько дней приставить к нему пару ищеек: интересно, что будет делать. Вернувшись, доложить не мне, а патеру. Лично.

— Три экипажа миновали ворота и неторопливо покатили по тёмной дороге. Свет в окнах погас.

— Во дворе остались стоять только две лошади. Их владельцы, дождавшись, когда луну в очередной раз скроют тучи, сходили на псарню и перенесли в дом туши собак. Потом внесли туда и все разбросанные и обугленные поленья. Затем стали ждать.

— Прошёл час. Один из оставшихся вышел, сел в седло, а вторую лошадь вывел в поводу. Второй изнутри закрыл ворота, перелез через верх, сел на свою лошадь, и оба дали шпоры. В ту же минуту в двух окнах мелькнул рыжий отблеск. Все, совершенно все окна оказались раскрытыми, и сквозной ветер быстро вздул пламя. Когда по окрестным дворам раскатились отчаянные, тревожные крики, весь дом, скрывая и крышу, объял гулкий огненный вихрь.

ВОСКОВОЙ АНГЕЛ

Раз в год Люпус посещал один из приютов или семей, в которые когда-то пристроил десятерых, с одинаковой внешностью, девочек-сирот.

В этот раз он ехал в пансион донны Бригитты. С удобством расположившись в карете, патер читал присланную из пансиона аттестацию своей питомицы: «латынь — идеально; закон церкви — идеально; рукоделие — идеально; послушание — удручающе»… Отложив лист в сторону, он, закрыв глаза, прошептал:

— Кажется, я нашёл… Эта Адония — награда за все мои труды…