Башня Ласточки - Анджей Сапковский

– Для этого необходима гигантская сила, –вздохнула Мистле. – И могучая магия…

– И это тоже возможно. – Цири облизнулагубы. – Магия тоже… Могу отыскать… Все, что я когда-то утратила, может комне вернуться… Клянусь, ты удивишься, когда мы встретимся снова.

Мистле отвернулась, долго смотрела на розово-голубые облака,которые рассвет уже вырисовал над восточным краем мира.

– Верно, – сказала она тихо. – Я буду оченьудивлена, если мы еще когда-нибудь встретимся. Если еще когда-нибудь я увижутебя, малышка. Ну – поезжай. Не будем тянуть…

– Жди меня. – Цири шмыгнула носом. – И не дайсебя убить. Подумай об амнистии, о которой говорил Хотспорн. Даже если Гиселери другие не захотят… Ты все равно подумай, Мистле. Это, может быть, позволиттебе выжить. Потому что я вернусь за тобой. Клянусь.

– Поцелуй меня.

Светало. Ярчало. Усиливался холод.

– Я люблю тебя, Свиристелька моя.

– Я люблю тебя, Соколушка моя. Ну – поезжай.

– Конечно, она не верила мне. Думала, что я струсила ипогналась за Хотспорном, чтобы искать спасения, умолять об амнистии, которой онтак нас соблазнял. Откуда ей было знать, какие чувства овладели мной, когда яслушала трёп Хотспорна о Цинтре, о моей бабушке Калантэ… И о том, что «какая-тоЦирилла» станет женой императора Нильфгаарда. Того самого императора, которыйубил бабушку Калантэ, а за мной послал черного рыцаря с пером на шлеме. Ярассказывала тебе, помнишь? На острове Танедд, когда он протянул ко мне руку, яустроила ему кровопускание. Надо было его тогда убить… Но я почему-то несмогла… Глупая была. Впрочем, кто знает, может, он там, на Танедде, изошелкровью и подох… Что ты так на меня смотришь?

– Рассказывай. Расскажи, как поехала за Хотспорном,чтобы восстановить право на наследство. Отыскать то, что тебе принадлежало по…закону.

– Ты напрасно язвишь, напрасно ехидничаешь. Да, я знаю,это было глупо, теперь-то я вижу, а вот тогда… Я гораздо умнее была в КаэрМорхене и в храме Мелитэле, там я знала, что все ушедшее не может вернуться,что я больше уже не княжна Цинтры, а что-то совершенно другое, что никакогонаследства у меня уже нет, все потеряно, тут уж никуда не денешься, надосмириться. Мне объяснили это умно и спокойно, и я это приняла. Тоже спокойно. Ивдруг все стало возвращаться. Сначала, когда мне в глаза пытались пустить пыль,проорав титул той касадеевой баронессы… Мне всегда было плевать на такие штуки,а тут я вдруг взбеленилась, задрала нос и еще громче заорала, что-де мой титулповыше ейного и мой род гораздо знатнее. И с той поры это не выходило у меня изголовы. Я чувствовала, как во мне нарастает злость. Ты понимаешь, Высогота?

– Понимаю.

– А слова Хотспорна переполнили чашу. Я чуть не лопнулаот ярости… Мне раньше столько болтали о предназначении… А тут, понимаешь,получается, что моим предназначением воспользуется кто-то другой, да к тому жеблагодаря мерзостному шарлатанству. Кто-то выдал себя за меня, за Цири изЦинтры, и получит все, будет купаться в роскоши. Нет, я не могла думать ни очем другом… Я вдруг как-то сразу поняла, что недоедаю, мерзну, засыпая подоткрытым небом, что вынуждена мыть интимные места в ледяных ручьях… Я! Укоторой ванна должна быть из золота, вода благоухать нардом и розами, полотенца– теплыми, постель чистой! Ты понимаешь, Высогота?!

– Понимаю.

– Я уже готова была поехать в ближайшую префектуру, вближайший форт, к тем самым черным нильфгаардцам, которых так боялась и которыхтак ненавидела… Я была готова сказать: «Это я – Цири, вы, нильфгаардскиетупицы, не ее, а меня должен взять в жены ваш глупый император. Вашемуимператору подсунули какую-то бессовестную авантюристку, а этот ваш кретин непочуял мошенничества». Я была в такой ярости, что так бы и поступила, если бподвернулся случай. Не раздумывая, понимаешь, Высогота?

– Понимаю.

– К счастью, я охолонула.

– К великому твоему счастью, – серьезно кивнулон. – У проблемы императорской женитьбы все признаки государственнойаферы, борьбы партий или фракций. Если б ты раскрылась, подпортив планыкаким-то влиятельным силам, то не избежала бы кинжала или яда.

– Я тоже это поняла. И забыла. Намертво забыла.Признать, кто я такая, означало смерть. Я могла не раз убедиться в этом. Но небудем забегать вперед.

Они какое-то время молчали, занимаясь шкурками. Несколькодней назад улов оказался довольно богатым, в ловушки и капканы попало множествоондатр и нутрий, две выдры и один бобер. Так что работы хватало.

– И ты догнала Хотспорна? – наконец спросилВысогота.

– Догнала. – Цири отерла лоб рукавом. – Оченьдаже быстро, потому что он не шибко-то спешил. И совсем не удивился, увидевменя!

– Мазель Фалька! – Хотспорн натянул поводья,танцуючи развернул вороную кобылу. – Какая приятная неожиданность! Хотя,признаться, не столь большая. Я ожидал, не скрою, ожидал. Знал, что вы сделаетевыбор. Мудрый выбор. Я заметил вспышку интеллекта в ваших прекрасных и полныхпрелести глазах.

Цири подъехала ближе, так, что они почти соприкоснулись стременами.Потом протяжно отхаркнулась, наклонилась и сплюнула на песок дороги. Онанаучилась плевать таким манером, отвратительным, но эффективным, когда надобыло остудить пыл предполагаемого обольстителя.

– Понимаю, – слегка улыбнулся Хотспорн, – выхотите воспользоваться амнистией?

– Ты плохо понимаешь.

– Тогда чему же следует приписать радость, доставляемуюмне лицезрением прелестного личика мазели?

– А надо, чтобы было чему? – фыркнула она. –Ты на станции болтал, будто любишь компанию в дороге?

– Неизменно, – шире улыбнулся он. – Но еслидело не в амнистии, то не уверен, что нам по пути. Мы находимся, как видите, напересечении дорог. Четыре стороны света. Выбор… Символика, как в хорошознакомой легенде. На восток пойдешь, не вернешься. На запад пойдешь, невернешься… На север… Хм-м-м… К северу от этого столба – амнистия.

– Не морочь мне голову своей амнистией.

– Как прикажете. Тогда куда же, если дозволено будетспросить, дорожка ведет? Которая из дорог символического перекрестка? МэтрАльмавера, искусник иглы, погнал своих мулов на запад, к городку Фано.Восточный тракт ведет к поселку Ревность, но я определенно не советовал бывыбирать этот путь…

– Река Ярра, – медленно проговорила Цири, – окоторой шла речь на станции, – это нильфгаардское название реки Яруги,верно?