Смерть расписывается кровью - Алексей Макеев

Кто ж их знает, отморозков? Может, нарики в ломке… Они, когда на дозу не хватает, за десять копеек прирезать могут.

Не пропало ли у него чего?

Нет, ничего не пропало. Наверное, потому, что ничего сколько-нибудь ценного у него при себе не было.

Ох, знали бы менты, что у него было и что пропало! Одно хорошо, со злобной иронией думал Сергей: крысы польстились на его выкидушник, утащили его. Иначе упомянули бы менты про выкидушник. Так что он совершенно, ну совершенно чист! Ничего не пришьете, граждане начальники. Я был безоружен, я даже сопротивляться толком не мог. Наехали, понимаете ли, как самосвал на кошку…

Но он осознает, что, независимо от его желания, уголовное дело по факту нанесения ему тяжких телесных повреждений придется заводить?

Отчего же, осознает. Во всю спину. Не маленький. Заводите, гражданин начальник, у вас работа такая. А вот относительно сотрудничества со следствием – извините!.. Рад бы со всей душой, но не видит он, чем бы мог следствию помочь. Вот если бы это не его, а он кого-нибудь перышком пощекотал, тогда обязательно помог бы. Чистосердечным признанием и раскаянием. Но в данном случае признаваться и раскаиваться ему решительно не в чем. Ведь не является же с его стороны нарушением закона то, что он дважды получил ножом в бок? С каждым может случиться, время такое дурацкое на дворе. Плохо мы еще воспитываем подрастающее поколение! Куда только милиция смотрит! Почему подрастающее? Ему так показалось. Что щенки на него напали, малолетки. Да и не режут серьезные люди незнакомцев ни с того ни с сего.

Вообще говоря, не стоит ли гражданину начальнику отцепиться от тяжело раненного человека? Который, может, желает о чем-то возвышенном подумать, а не на милицейскую форму любоваться? В свое время налюбовался досыта. Не стоит ли дать тяжело раненному человеку помереть спокойно?

В течение первых полутора месяцев мерзкого больничного существования – жизнью это назвать язык не поворачивается! – его еще дважды вяло и нехотя пытались разговорить люди в погонах. Он так же вяло отбрехивался, ерничал, находя в таком тоне даже какое-то извращенное удовольствие.

А потом менты махнули на него рукой. Просто он их совершенно перестал интересовать. Так… Очередная жертва межбандитской разборки, бывший зэк, который не хочет выдавать порезавших его дружбанов. Или заезжий гастролер, решивший удивить Москву лаптями и нарвавшийся на столичных крутых парней, которые гастролеров страсть как не любят. Видели-перевидели. В любом случае оперативного интереса он не представляет, потому что натворить Осинцев, как полагали московские милиционеры, ничего не успел. Это с ним натворили. А если он не желает откровенно сказать, кто натворил и за какие грехи, так это его право.

Как говорится, баба с воза – кобыле легче.

Дел и так выше крыши. Дьявол бы с ним, с Сергеем Осинцевым. Инкриминировать ему нечего. Выживет – его счастье, помрет, что скорее всего, – не велика потеря для России. Однако в больнице Осинцева оставили, не на улицу же его выкидывать. И – ирония судьбы! – поскольку числился он потерпевшим, а уголовное дело закрыто не было, расходы на его лечение и питание, весьма солидные расходы, оплачивало МВД.

Но – и вот это очень важно! – сведения о том, где сейчас находится дважды в прошлом судимый житель Кислогорска Сергей Павлович Осинцев по кличке Оса и чем он в данный момент занимается, в информационной сети столичного ГУВД были.

Где находится? Лежит в хирургическом отделении Четвертой городской клинической больницы. Помирает потихоньку, такое вот занятие. Как помрет окончательно – спишем дело в архив и вздохнем с облегчением.

Весь вопрос заключался в том, заинтересуется ли кто-нибудь Сергеем Осинцевым, пока он еще жив. Но кто? Кому Осинцев нужен?

Однако им заинтересовались.

Станислав Васильевич Крячко терпеть не мог воздушного транспорта: при взлете и посадке его мутило и болела голова. Как-то раз он сказал Гурову, что самолет и в самом деле здорово сокращает время: за два часа можно потратить то, что заработал за две недели, а, кроме того, если бы создатель хотел, чтобы люди летали, он позаботился бы снабдить их крыльями. Кроме того, Станислав упорно не мог понять: как это такая махина тяжелая летает?! Все время ему казалось, что самолет вот-вот грохнется на землю.

Вот и сейчас, когда аэробус «Як‑42», клюнув носом, пробил низко нависшие над столицей облака и вышел на пологую посадочную глиссаду, желудок Станислава болезненно сжался и подпрыгнул куда-то к самому горлу, а во рту появился мерзкий медный привкус. Уши заложило, аэробус катился, как салазки с горки, то и дело ухая в воздушные ямы. Еще пять минут мучений, пока самолет не приземлится в Быково.

При всем при том настроение у полковника Крячко все же было отличным! Суточная командировка в Кислогорск дала хорошие плоды. Одна из сторон придуманного генералом Орловым «сыскного треугольника», похоже, начала поддаваться давлению.

Позавчера, после совещания в генеральском кабинете, они с Гуровым поднялись к себе и, не откладывая дела в долгий ящик, воспользовались советом генерала. Им повезло: почти сразу обнаружилось, что в одном из мест, о котором упоминал Орлов, в начале сентября случилось необычное событие с явственно криминальным оттенком. В Кислогорске, а этот кавказский город тесно связан с жизнью и тем более смертью Михаила Юрьевича Лермонтова.

Да ведь и в обрывке документа, оставшемся в судорожно сжатом кулаке Аркадия Арзамасцева, были слова: «Снова пишу вам из этого дрянного южного городишки». Из какого городишки, не из Кислогорска ли? И если письмо по каким-либо причинам не было отправлено в Тарханы, то оно вполне могло всплыть именно на Кавказе!

Точности ради стоит отметить, что событие, на которое обратили внимание сыщики, случилось не в самом городе Кислогорске. На пути из Кислогорска в Москву.

…Одиннадцатого сентября в Кислогорское ГУВД обратилась с заявлением жена заведующего архивом Кислогорского музея краеведения Елизавета Кайлинская.

Шесть дней тому назад ее муж, Иннокентий Сергеевич Кайлинский, вдруг уволился с работы и сказал, что ненадолго уезжает в Москву. Ни причин своего увольнения, ни того, что ему понадобилось в столице, он ей не пояснил. Что, как она уверена, совершенно нетипично для поведения Иннокентия. Выглядел Кеша очень возбужденным. Обещал позвонить из Москвы, когда доберется. Но не позвонил. Нет, вы понимаете?! Не позвонил! И его мобильник не отвечает на вызовы. Обещал вернуться через три дня. Но не вернулся. Она беспокоится. Очень беспокоится. Нельзя ли узнать, где сейчас ее муж и что с ним? У нее дурные предчувствия. С мужем, наверное, случилось какое-то несчастье.

Ясное дело, большого энтузиазма ее заявление в милиции не вызвало. Мало ли по каким причинам мужчина тридцати четырех лет от роду мог рвануть в Москву. Мало ли почему он молчит и не сообщает супруге о месте своего пребывания и о том, чем в данный момент занимается? Подумаешь, раньше такого не случалось! Все когда-нибудь случается в первый раз. А если супруга ему просто до рвоты надоела? Что, не бывает такого? Да сплошь и рядом. А если он в столице запил до зелененьких человечков? А если у него в Москве молодая любовница? Самое, кстати сказать, логичное объяснение.