Исповедь соперницы - Симона Вилар

— Не сейчас, но все может быть.

— Тогда мне не о чем будет сожалеть.

На другой же день нас с Эдгаром обручили в той самой часовне, где я добилась от него проявления чувств. Мы стали женихом и невестой. Но отец не желал нашего поспешного венчания. Меня даже удивило, что он отстрочил нашу свадьбу на целых полтора года. Но, как мне объяснил Глочестер, королю просто необходимо удостовериться, что Эдгар справится с обязательствами, какие на него наложит ожидающий его титул. Пока же он будет в должности шерифа графства Норфолкского. И если король останется им доволен… Конечно же останется. Эдгар не похож на человека, который не справится с властью. Но все же я дала своему суженому ряд советов. И как он странно глядел на меня во время этой беседы.

А вскоре он уехал. На прощанье мы с ним поцеловались. Не так пылко, как в часовне, скорее церемонно. Но меня это устраивало. Эдгар должен понимать, кто я и чем он мне обязан. Я — его возвышение и наибольшая удача в жизни.

Я не жалела, что нам предстоит разлука. За это время я буду вести привычную жизнь, но уже никто не скажет за моей спиной, что я старая дева. Я становилась отныне обрученной невестой, мой жених был чертовски хорош собой и меня ждет титул графини Норфолкской.

Ах, тресни моя шнуровка! — но я всегда знала, что могу добиться чего захочу!

Если бы мне, двадцатишестилетнему ловцу удачи, покинувшему двенадцать лет назад Англию, сказали, что я, завидев белые Дуврские скалы, пролью слезу — голову бы ставил против дырявого пенса, что это чистейшее вранье!

Поставил и оказался бы в проигрыше. Потому что, стоя на носу корабля в виду английских берегов, я боялся обернуться к гребцам — чтобы они потом не могли хвастать, что видели плачущего тамплиера.

Но это была всего лишь минутная слабость. Спускаясь по сходням на причал дуврского порта, я был уже совершенно спокоен.

В Дувре меня встречали собратья по Ордену. Тамплиеры не так давно основались в Англии, и я вез им письма от великого магистра Гуго де Пайена, а заодно немало золота, векселей с поручительствами и драгоценного товара — шелков, пряностей, благовоний и прочего, что должно было помочь укрепиться ордену рыцарей Храма на далеком от Святой Земли острове. Ибо, как я уже знал, нас, рыцарей-тамплиеров, в Англии не очень-то жаловали.

Я говорю «нас», хотя уже не имею права именовать себя тамплиером. Пребывание в лоне ордена Храма весьма почетно, однако я твердо принял решение покинуть братство.

Это случилось, когда паломник в запыленной одежде привез мне в Иерусалим письмо с далекой родины, в котором незнакомая мне женщина, леди Риган из Незерби, вдова моего младшего брата Этельстана, сообщала, что после смерти ее супруга я остался последним в роду, и отец умоляет меня вернуться домой и вступить в наследство, чтобы не прервался древний род Армстронгов.

В тот день я подумал, чего стоило отцу произнести эти слова, адресуясь ко мне, нелюбимому отпрыску и к тому же беглецу. Увы, из семи сыновей провидение оставило ему только меня. И хотя у меня были совсем иные планы, иная жизнь, я не посмел не откликнуться на этот зов. Ведь разве есть у человека в этом мире долг более важный, нежели перед родной кровью, перед семьей?

Его слова задели меня, но, поразмыслив. Я понял, что мудрый гуго де пайен прав. Одно то, что я завел себе женщину, не позволяло мне рассчитывать на возвышение в братстве. Конечно тамплиеры, хотя и принимали обет безбрачия, имели право на так называемое «попущение Божье», то есть на редкие свидания с женщинами для успокоения плоти. Мы были рыцарями более чем монахами. Однако во мне всегда была тяга иметь семью, и уже одно то, что я предпочитал не ночевать в спальнях Ордена, а шел в собственный дом, где меня ждали моя Фатима и сын Адам, ставило меня несколько осторонь от остальных членов братства.

Поэтому я быстро смирился с тем, что никто не будет удерживать меня в Иерусалиме. К тому времени Фатима умерла, Адама я мог забрать с собой, и все, что мне надлежало отъезжая, это выполнить некое поручение Гуго де Пайена. Я говорю «некое», но на деле это было весьма ответственное и почетное задание: отвезти письма нашего магистра для сильных мира сего — королей, епископов, аббатов, а так же переправить целый обоз, какой направлял глава тамплиеров своим прецепториям.

К этому обозу примкнул и мой собственный, так как я возвращался из святой земли отнюдь не бедным человеком.

Весь мой путь проходил под охраной и защитой Ордена, и в мыслях я уже видел, как встречусь с отцом и преподнесу ему удивительные дары Востока, в том числе и прекрасных арабских лошадей, от которых в Англии можно завести новую породу. А еще я лелеял мечту возвести неприступный каменный замок, ибо после того, что я повидал, вряд ли саксонский бург моего отца казался мне пригодным для жилья. Таким образом я исполню мечту моей матери, саксонской принцессы Милдрэд, последней дочери короля Гарольда[7]. Ту мечту, которую так и не воплотил в жизнь мой отец.

Окрыленный надеждой, я не замечал тягот пути. Да и забот у меня было по горло — обязанности, которые возложил на меня магистр, требовали собранности и постоянного внимания. Впрочем, и о себе я не забывал. Многое из того, что вез с собой, я превращал в золото еще по пути, ибо нет лучшего способа обогатиться, чем, двигаясь на север, сбывать с рук товары, приобретенные на юге. Цены на них росли, как опара в квашне. Я даже увлекся заключением торговых сделок, неизменно блюдя свою выгоду.

Не приведи Господь, об этом бы узнал мой отец, благородный тан Свейн Армстронг из Незерби! Он глубоко презирал всех, кто подсчитывает доходы с продаж, и был ярым сторонником старого помещичьего хозяйства. Настоящий сакс — упрямый, твердолобый, цепляющийся за старину. И еще не известно, как отец примет моего Адама, незаконнорожденное. Но крещенное дитя сакса и сарацинки. Этот мальчик так много значил для меня. В нем одном заключалась память о Фатиме, которая была больше чем доброй супругой и дала мне все, что я так высоко ценил — тепло дома, любовь, привязанность.

На Востоке женщины любят иначе, чем в наших краях, им в радость служить утехой своему господину. Но отныне я помолвлен с христианкой, дамой королевской крови по имени Бэртрада. И видит Бог, я не в силах предугадать, что сулит мне этот скоропалительный союз.

После окончания моей миссии в лондонском Темпле был совершен обряд выхода из Ордена. Однако и после этого гроссмейстер Темпла окружил меня почетом, а во время беседы дал понять: чтобы ни случилось, если на то будет моя воля — я останусь в рядах братства. Ордену необходим человек, связанный родственными узами с Генрихом Боклерком, самым непредсказуемым из королей. Ибо хотя со дня основания братства тамплиеры почитают главой папу Римского, но и земных властителей нельзя не принимать в расчет. Здесь, вдали от Святой Земли, Орден не имел той силы, что на юге. Поэтому гроссмейстер и был рад, когда я изъявил согласие, и высказал просьбу по мере возможности следить за движением в Святую Землю новициатов Ордена. За это мне была обещана всяческая поддержка, ибо, породнившись с королем, я невольно оказывался втянутым в политику, а раз так — помощь тамплиеров может оказаться необходимой.