Беги от любви - Симона Элкелес

– Не будь идиотом! Не нарывайся! – рычит с трибуны отец Вика. Слышно всем, даже команде соперников.

После стычки Вик бросает взгляд на трибуну, где сидит отец. Мистер Салазар совершенно вне себя оттого, что Вик чуть не ввязался в драку. Обычно во время матчей Вик решителен и сосредоточен. Но сейчас он смотрит с яростью, можно даже сказать, с вызовом. Он резким движением надевает на голову шлем и выбегает на поле. В течение следующего игрового момента Вик отпихивает нападающего лайнмена и, бросившись на квотербека, валит его на землю с такой силой, что у них обоих должно было перехватить дыхание. Болельщики радостно кричат, ребята из нашей команды хлопают Вика по шлему, но Вику, похоже, нет до этого дела. Он снова на поле, готовый ко второму дауну.

Я буквально вижу напряжение Вика – оно висит над ним в воздухе тяжелым облаком. Я понимаю, что добром это не кончится, а Вик тем временем на втором дауне валит на землю квотербека с мячом, а потом уворачивается от двух игроков, которые летят на него, – бешеный, рисковый нырок.

Тренер Дитер, похоже, понимает, что сейчас Вик играет на эмоциях, не думая, поэтому требует, чтобы он убрался с поля. Но тот, отвернувшись, возвращается к линии розыгрыша мяча. Во время третьего дауна два нападающих лайнмена несутся на Вика. Он пытается пробить их головой. Только не это!

Я в футбол не играю, но знаю игру достаточно хорошо и понимаю, что если Вик продолжит играть так же бесшабашно, то он получит травму. Глубоко внутри я дрожу от мысли, что он может пострадать.

Когда выходит наша линия нападения, Вик убегает с поля. Дитер хватает Вика за маску.

– Что это, черт возьми, было, Салазар? – орет Дитер.

Их хорошо слышно.

– Тренер, я провел две атаки, – говорит Вик.

– Мне до лампочки, Салазар. Я хочу, чтобы ты играл с душой, а не тупо и бездумно. Еще одна такая самоубийственная выходка, и будешь на скамье сидеть до конца игры!

Вик так взбешен, что готов броситься на тренера, но Трей, Джет и Дерек удерживают своего друга. Держать приходится всем троим.

– Моника! – кричит Бри, размахивая руками у меня перед лицом, чтобы привлечь мое внимание. – Хватит смотреть матч, нам пора выступать.

Но я не матч смотрю. Я смотрю на Вика. Он теряет контроль над собой.

НУ ДА, ВЧЕРА на игре я психанул. С трибуны орет отец, Моника все слышит – это меня так взбесило, что я не смог с собой справиться. Отыгрался на другой команде, на Дитере, на друзьях… Контроль – это все, что у меня осталось. И вот я его теряю.

Утром, когда я уже собираюсь выйти из дома, в коридоре меня останавливает mi papá.

– Виктор, ты придурок, – говорит он.

– Спасибо, пап.

Это так похоже на papa – не дать мне забыть, что я вообще не соответствую его ожиданиям.

– Я опаздываю на работу, – говорю я и замираю в ожидании очередного оскорбления – они у него получаются лучше всего.

Papá терпеть не может мою работу. Кроме того, он считает, что футбол и занятия спортом – два моих любимых занятия – пустая трата времени. На матчи он ходит просто для того, чтобы все поверили в то, что он заботливый отец. На самом деле он бы предпочел, чтобы я пошел в «Будущие предприниматели Америки»[7]. Его выводит из себя, что этим летом я даже не пытался попасть на стажировку в одну из фирм из списка Fortune 500[8]. Папа никогда не будет хвалиться тем, что сын играет в футбольной команде старшей школы на уровне штата и за гроши работает в автомастерской, не боясь замарать рук.

Папа тычет пальцем мне в лицо:

– А ты знаешь, чем этим летом занимался сын Джека Вайгеля? Работал в банке в центре города.

– Я этим летом тоже работал, а еще ходил на футбольные тренировки по два раза в день.

Папа разочарованно качает головой:

– И эту загибающуюся автомастерскую ты называешь работой?

– Si.

– Не обманывай себя. Работа в автомастерской, Виктор, – это в лучшем случае хобби. Сколько Айза тебе платит? – спрашивает papá. – Минимальный оклад?

– Иногда и того меньше, – пожимаю я плечами.

– И ты всю жизнь хочешь зарабатывать по минимуму? – спрашивает он, в его голосе слышится отвращение. – Вот что я тебе скажу. Я тебе на заднем дворе построю choza[9], чтобы ты пожил в там и понял, каково это – существовать на минимальную зарплату.

– Айза же familia, – возражаю я, надеясь закончить разговор.

Мне все тяжелее: в венах уже бурлит кровь, тело дубеет. Сколько ни говорю себе, что папины слова ничего не значат, организм все равно меня не слушает.

– Айза – из отбросов общества, – бросает папа, при это верхняя губа кривится в усмешке.

Контролируй себя.

Я обхожу папу и вырываюсь из дома на свежий воздух. На старом ржавом мотоцикле, которым Айза заплатила мне за прошлое лето, я довольно быстро доезжаю до железнодорожных путей. Переехав их, я держу путь в сторону Фэрфилда, где находится школа, с которой мы соревнуемся. Еду по улицам. Для меня это вражеская территория, но я делаю вид, что мне на это плевать. Да мне и правда плевать. Если кто-нибудь пристанет, я готов за себя постоять. Скажем так, от драк я еще никогда не уклонятся. И возможно, даже пару раз сам их начинал. А может, и не пару, я не считал.

Я не люблю махать кулаками, но умею это делать. Раньше я дрожал от страха, когда меня задирали. Однажды на свадьбе у кузины меня толкнул какой-то pendejo[10], и mi papá отвел меня в сторонку. Схватив меня за рубашку, papá сказал: «Если хочешь стать настоящим мужчиной, надо стать жестче».

Вскоре он перестал быть моим героем. И я стал сволочью.

– Ты опоздал, – говорит Айза, когда я вхожу в мастерскую.

– Ну так уволь меня.

Я снимаю со стены у офиса синий рабочий комбинезон и надеваю его. Айза шлепает меня грязной тряпкой:

– Ты же знаешь, я не могу тебя уволить, pendejo. Только ты готов работать за горячий обед, пару баксов на бензин и старый разваливающийся мотоцикл, который даже заправлять жалко.

Айза выглядит круто: волосы забраны в тугой конский хвост, а комбинезон определенно предназначался для чувака размером в два раза больше. И это помимо тату банды Latino Blood[11], которые кузина сделала еще в старшей школе. В общем, Айза – крутая latina[12].