Болото - Марьяна Романова

И, разумеется, «Молот ведьм»:

«Эта скверна совершается, главным образом, демонами низшего порядка, которые пали до самого крайнего предела, и те, которые могут считаться последними среди них, посылают несколько выше стоящих на эту скверну, которой они, как известно, занимаются с величайшим увлечением… Инкуб может принимать и мужское, и женское обличье, иногда он появляется как мужчина в самом расцвете сил, иногда как сатир; перед женщиной, которая известна как ведьма, он обычно принимает облик похотливого козла».

Яна-Грета росла, Нечеловек посещал ее все чаще и чаще.

К брату Гензелю она немного привыкла, но спать так и не научилась. Сперва долго маялась, потом вскакивала на рассвете с сердцебиением, а после весь день ходила, медлительная и вареная.

Еще в детстве она поняла, что бессонным открыт не только тонкий незримый мир, но и человеческие секреты, которые от прочих прячет ночь. Она чувствовала себя абсолютно взрослой лет уже с десяти – сколько разговоров ею было подслушано, сколько странных ночных прохожих увидено.

Вот и ту женщину Яна приметила первой.

Была уже глубокая ночь, семья давно отошла ко сну, даже Гензель-Сашенька притих в своей комнате. И только Яна пила зеленый чай на подоконнике, в ее плеере грустно подвывали Portishead, а на коленях лежал старый глянцевый журнал, который она машинально листала, иногда с усмешкой задерживая взгляд на заголовках вроде: «Стоит ли заниматься сексом на первом свидании?». Яну всегда от этого гаденького сорта мещанской целомудренности воротило. Неужели все они не понимают, что секс в их системе координат оказывается чем-то вроде разменной монеты. Это та же самая продажа плотской любви – только не за деньги, а за сомнительный статус или, как они сами выражаются, «серьезное отношение».

Это была одна из похожих друг на друга скучных и бесконечно тянущихся ночей, но вдруг Яна посмотрела в окно и увидела ее.

Незнакомая женщина бежала по деревенской улице, и у нее было такое выражение лица, словно волки за ней гнались. За недели, проведенные в деревне, лица местных Яне успели примелькаться, и она точно могла сказать, что эту женщину никогда не видела. Но странным было не только само появление чужой в этой глуши в такой темный час, но и то, как она выглядела.

На ней был простой сарафан из грубого льна с вышивкой по груди, густые волосы раскиданы по плечам, а ноги – босые и облепленные грязью, как у человека, который проделал долгий путь. Сначала Яне показалось, что на запястьях женщины – уродливые самодельные браслеты, но когда та подбежала ближе, выяснилось, что это веревки. Обрывки грубой бельевой веревки. Стало быть, где-то эту женщину на привязи держали, но ей удалось сбежать, в никуда, в ночь.

Как большинство страдающих бессонницей, Яна не могла похвастаться быстротой реакции, поэтому за незнакомкой она наблюдала пусть с интересом, но не вмешиваясь. Однако когда та внезапно остановилась, повертела головой, решая, что делать дальше, куда направить путь, и метнулась прямо к их дому, Яна спрыгнула с подоконника и стукнула в стену, за которой спали родители и маленький Мишенька.

– Что там у тебя еще? – сонно отозвалась мать.

– Мам, пап, вставайте! – тихо позвала Яна. – Гости у нас незваные.

Но голос она понижала зря, потому что в этот самый момент в дверь забарабанили так, что все стены старого дома отозвались на такое грубое вмешательство. Зазвенели в сенях кастрюли и пустые банки, и даже старенькая пластмассовая люстра, похожая на висельника, закачалась на замызганном шнуре, как при землетрясении. Заплакал маленький Мишенька, и разбуженный Саша тоже отозвался из своей комнаты глухим мычанием.

– Что за черт? – разозлился отец. – Кто там хулиганит?

– Впустите! Впустите меня скорее! – орал с улицы женский голос. – За мной гонятся. Пожалуйста!

Родители велели Яне на всякий случай скрыться в комнате, но та, разумеется, не послушалась, потащилась за ними, когда, испуганные и всклокоченные со сна, те направились к входной двери.

Стоило приоткрыть щелочку, как незнакомка рухнула им под ноги. И бесполезно было спрашивать ее – мол, кто вы, что случилось, потому что девушка повторяла только одно: «Пожалуйста… Мне нужно войти… Пожалуйста…»

Ростом она была невелика, и сложения миниатюрного, поэтому ее, конечно, впустили – не ждать же от такого заморыша беды. Только когда девушку втащили в кухню, Яна смогла разглядеть ее. Была она совсем молодой, лет, может быть, двадцати. Простое круглое лицо, на щеках – серые дорожки, протоптанные слезами. Худенькая – но это была не анемичная балетная хрупкость, модная в больших городах, скорее изобилие физического труда при нехватке калорий. Запястья ее и правда были прихвачены веревками, и видимо, на привязи она была не первый день, потому что под замызганной бичевой виднелись проявившиеся черные синяки.

– Кто вы такая? – резко спросила Рада.

– Простите меня… – пробормотала девушка. – Можно мне воды?

Ее привели в кухню, усадили, Рада поставила чайник. Яна принесла ночной гостье мокрое полотенце и та отерла опухшее от рыданий лицо. Руки у нее были грязные, ногти изгрызены до мяса.

– Меня Ларисой звать, – наконец сказала она. – Простите, можно мне переночевать тут? Я так боюсь, что они найдут меня…

– Кто это – они? – нахмурился Максим. – Я сейчас в полицию позвоню.

– Смысла нет, – девушка шумно высморкалась в подол собственного платья. – Не приедет полиция сюда. У них все схвачено. Я из лесной деревни сбежала…

– Максим, можно тебя на минуточку, – позвала Рада из кухни, таким голосом, что сразу становилась понятно – это тихая истерика.

Девушка с обрывками веревок на запястьях смотрела в одну точку, раскачивалась, а потом обняла собственные плечи, как будто бы искала поддержки и в то же время понимала, что она сама – единственный возможный источник тепла.

Максим нехотя последовал за женой. У Рады глаза были огромные, потемнели, выражение лица страшное.

– Максим, мне это не нравится. Давай вызовем полицию. Ты слишком многое на себя берешь. У нас дети.

– Какая полиция? – поморщился муж. – Ты не слышала, что девушка сказала? Давай сначала разберемся.

– Все равно, – упрямо повторила Рада, – сходи к соседке. К Марфе. Она здесь сто лет живет, все знать должна… Почему она не предупредила об этих людях, если они так опасны и совсем близко?

– Рада, давай просто подождем утра.

– И я должна спать в одном доме с этой ненормальной? – взвилась жена. – И дети? Ты соображаешь, что говоришь вообще?! Ты не знаешь, кто эта девица и что она сделала.

Максим взял жену за плечи и встряхнул, пытаясь в чувство привести.

– Я видел, что она в синяках вся! И следы от веревки видел – синие же! Ее явно несколько дней держали на привязи. Если ты так боишься, давай в сенях ее спать оставим, а сами в доме запремся. Она и не заметит даже – человека шатает, а ты его на улицу гнать собралась!