Русь неодолимая. Меж крестом и оберегом - Сергей Нуртазин

– Я покинул дом и отправился в Царьград за год до смерти твоего отца Мечеслава. Это был хороший человек и славный воин. Я недолго гостил у него в Киеве. Он рассказал мне о моем дяде Орме, о своих соратниках: Рагнаре, Сахамане, Стефане, Торопше, о базилевсе Василии, о службе в Греции, дал много полезных советов. Тогда же он поведал мне, что имеет в Греческом государстве сына с именем Дементий. Знал ли ты об этом?

– Знал, – ответствовал Никита. Когда ему исполнилось двенадцать лет, матушка поведала, что до нее у отца была женщина, которая родила ему сына, а вскорости умерла сама. Отец вынужден был вернуться, оставив во владениях базилевса чадо, по которому тосковал до самой смерти.

– Это хорошо, значит, вместе будем искать твоего брата. Прежде вести о нем привозил из Греции в Киев купец Рулав, тот самый, на ладье которого я много лет назад покинул родной дом и отправился в Царьград. Это было его последнее плавание. В Новгороде он тяжело заболел и вскоре отправился к предкам. Его похоронили неподалеку от Смоленска. Смерть Рулава опечалила твоего отца. Вскорости он попросил меня узнать о судьбе сына и назвал имена двух сотоварищей, которые оставались в Ромейском государстве, однако к тому времени, когда я оказался во владениях базилевса, их уже не было в живых. Тогда я вспомнил, как твой отец говорил, что в Царьграде должен жить человек по имени Прокопий Кратос, и он может помочь, если назвать ему имя Рагнар. Мечеслав поведал, что Рагнар, соратник его и моего дяди Орма, спас этому греку жизнь. По прибытии в Царьград я стал искать Прокопия. Оказалось, что это знатный человек, но в ту пору его в городе не оказалось, он был отправлен на службу в Мелитену, один из городов Ромейского государства. Мне удалось встретиться с ним только через два года, и он согласился посодействовать. С той поры я его не видел. По приезде мы навестим дом Кратоса, кто знает, может, он отыскал твоего брата. Даст бог, когда-нибудь и ты сможешь показать Дементию Киев.

– Хорошо бы. Только хочу спросить, что я буду делать в Царьграде?

– Ждать. Пристрою тебя на проживание к знакомому новгородскому купцу, а тот при первой возможности доставит тебя на Русь, туда, где безопасней: в Новгород или Муром.

– Безопасней ли? К тому времени Святополк может всю Русь охапить. Думаю я подобно своему отцу и тебе послужить базилевсу. Того с малых лет желал, слушая рассказы матери и отцова друга Торопши о деяниях славной русской дружины в государстве Греческом. Батюшка, почитай, десять лет Царьграду служил, ужель я не смогу?

Гилли одобрительно кивнул:

– Решение, достойное воина, но прежде надо будет отправить весть матери. – Гилли на миг замолчал, ему вспомнился зажатый между скалами фьорд, дом, брат Олаф и дорогая сердцу матушка Райвейг. – Но прежде подумай еще раз. Пойми, дело воинское почетное, но кровавое… Прошлым летом базилевс Василий бросил войско на болгар. Мы встретились с ними у селения Клидион. Воины царя Самуила преградили ущелье в Беласицких горах рвом, высоким валом, деревянными стенами и башнями. Они сражались храбро. Несколько раз мы ходили на приступ, но тщетно. Тогда базилевс послал в обход по горным тропам сильный отряд патрикия Никифора Ксифия. Мы ударили им в спину. В это же время остальное войско пошло на приступ и захватило стены. Болгары оказались в ловушке. Болгарский царь бросил в битву отборных воинов, но у реки Струмицы они были разбиты. Катафракты и камнеметы довершили дело. Самуил бежал, а те, кому не удалось вырваться, сдались…

– Что ж, битва есть битва. Где сеча – там кровь, – вставил Никита.

Гилли нахмурил рыжие брови:

– Погоди, слушай, что было дальше. Базилевс решил устрашить непокорных болгар и повелел ослепить пятнадцать тысяч пленных… Слышал бы ты их крики, видел бы этих несчастных… Я видел немало крови, но у меня слезы навернулись на глаза, когда вереницы слепых потянулись к столице Болгарии… И не только у меня… Царь Самуил бывалый воин, но даже он этого не вынес и вскоре умер от горя. Его заменил новый царь – Гавриил-Радомир, но, думаю, что и ему править болгарами недолго. Василий не успокоится, пока не покорит всю Болгарию, а для этого ему нужны воины. Много хороших воинов. Потому и был я послан с сотоварищами набрать варягов и русов в войско базилевса.

– Считай и меня охотником, – изрек Никита. Жажда нового пересилила тоску по родичам, да и кровью его не напугать, ее он в достатке увидел в стане Бориса на реке Альте. Рассказ варяга об изувеченных пленниках лишь слегка коснулся его молодой души. Не испугали его и предостережения об опасностях. Всю горечь воинского дела ему еще предстояло испытать.

Гилли внимательно посмотрел на юношу, кивнул головой:

– А ты упрям. Что ж, каждый сам решает, какой тропой ему идти…

Константинополь – столица великой и могучей Ромейской империи, огромный и многолюдный, город прекрасных каменных церквей, монастырей, дворцов, домов, защищенный башнями и двумя рядами мощных стен с бойницами и зубцами, гордый и нерушимый, – поразил юного Никиту так же, как когда-то его отца Мечеслава. Особо, как человек верующий, он восхищался внешней красотой и богатым внутренним убранством христианских храмов. Каждый день, проведенный в Константинополе-Царьграде, дарил ему новые впечатления, удивлял и отвлекал от тоски по родному дому и близким людям. Удивление проходит, человек привыкает к новому, привык и Никита. Вскоре город перестал вызывать прежний восторг, открылись киевлянину и отрицательные стороны столицы.

Отец Никиты прибыл в Ромейское государство, или, как его называли не ромеи, – Грецию, когда оно, возглавляемое молодым, малосведущим в управлении страной представителем Македонской династии базилевсом Василием, сыном императора Романа и красавицы Феофано, находилось на краю гибели. Тогда власти императора и целостности страны угрожали внутренние и внешние враги. Ныне империя была на вершине своей мощи и славы, которой ей удалось достичь во многом благодаря разумным действиям правителя, коим являлся теперь уже многоопытный и решительный Василий Порфирородный. За время правления базилевс сумел разобраться с претендентами на престол, потеснил арабов на юге и заключил с ними перемирие, подчинил своему влиянию часть армянских и грузинских земель, породнился с киевским князем Владимиром Святославовичем, тем самым избавился от опасности с севера и обрел сильного союзника. Последним его успехом была победа над болгарами у селения Клидион, которая подорвала мощь западного соседа и врага. Успехам Василия немало способствовало войско империи: дисциплинированная пехота, закованные в доспехи конные катафракты, стремительные всадники трапезиты и, конечно, этерия – тагмы наемников, в первую очередь выходцев из Киевской Руси и варягов. У базилевса были тагмы русов, тагмы, где преобладали варяги, а также смешанные из тех и других. В таком смешанном отряде состоял предводителем сотни воинов Гилли, взял он к себе и Никиту. Никита не удивлялся разноязыкому составу, так как и в дружинах русских князей можно было встретить варяга, хазарина, угра, печенега, чудина и воинов иных народов, да и русов в сотне Гилли оказалось больше половины. К юному киевлянину в отряде наемников отнеслись приветливо, и не только из-за опеки Гилли, некоторые воины ходили в походы вместе с его отцом и вспоминали Мечеслава с уважением. Никита понимал, что покровительство варяга и добрая память о батюшке – это хорошо, но следовало еще немало сделать, чтобы стать хорошим воином и по-настоящему заслужить уважение сотоварищей по оружию, пока же все ограничивалось учениями и походами в таверну «Золотой вепрь». Гилли рассказал, что прежде сюда хаживали его дядя Орм и отец Никиты с друзьями. Об одном из них они узнали здесь же от пожилого воина этерии. Подвыпивший седой ветеран из разговора с ними узнал, чьи они родичи, прослезился, помянул добрым словом покойных соратников и поведал о некоем Стефане: