Годы, как птицы. Записки спортивного репортера - Михаил Шлаен

«Наступил момент, когда надо вернуть долг Родине за все ее заботы, за все то, что она дала нам, ее сыновьям».

Это выдержка из заявления, с которым в первый же день войны прибыл в военкомат Александр Канаки, чемпион и рекордсмен страны в метании молота. Он храбро сражался под Сталинградом, командовал батальоном, когда форсировали Дон в районе станицы Клетской. Гитлеровцы отчаянно сопротивлялись, Канаки был дважды ранен, но остался в строю, пока операция не была успешно завершена. Орден Красной звезды украсил после того боя грудь капитана Канаки. А уже спустя три года после войны ее украсила золотая медаль в честь очередной (всего их было 16!) победы в первенстве СССР, причем результат, показанный Александром, оказался лучше, нежели у чемпиона лондонской Олимпиады-1948.

В мой пухлый блокнот вписаны и немало других славных имен армейских спортсменов-фронтовиков – представителей «королевы спорта» Елена Карпович, Юрия Литуева и Феодосия Ванина, велосипедиста Владислава Ростовцева, мотогонщика Сергея Сергеева, волейболиста Константина Ревы, горнолыжников и альпинистов Михаила Боброва, Александра Гусева и Дмитрия Ростовцева, стрелка-снайпера Георгия Козлова. Легкоатлету Николаю Копылову и лыжнику Лазарю Папернику за мужество в боях с фашистами было присвоено звание Героя Советского Союза. В предвоенные годы что ни всеармейские соревнования по прыжкам с трамплина, то неизменно попадание в тройку призеров, а чаще победы, Виктора Харченко. От Москвы через Сталинград, Курскую дугу пролегли фронтовые дороги, завершившиеся в Берлине, маршала инженерных войск Виктора Харченко. И это не однофамилец, это тот самый мастер покорения трамплинов.

О чем еще рассказать, кого упомянуть? Давайте-ка, скажем, вспомним кинофильм «Небесный тихоход». С чего это вдруг, спросит читатель. Но вряд ли этот вопрос задаст человек моего поколения. Мы были влюблены в Николая Крючкова, а вместе с ним в главного героя картины, роль которого он исполняет, – летчика Булочкина.

Что-то знакомое имя, скажет истинный любитель лыж и биатлона, заглянет в справочник, и чутье его не обманет. «Георгий Иванович Булочкин. Заслуженный мастер спорта, многократный чемпион страны в лыжных гонках и соревнованиях патрулей» – это если кратко.

Не буду дальше интриговать, скажу, что роль летчика Булочкина писалась… со спортсмена Булочкина, причем по наводке Крючкова; они познакомились еще до войны на съемках фильма «В тылу врага», Георгий Иванович был дублером знаменитого артиста в тех эпизодах, когда по сценарию дело касалось спуска на лыжах с крутых гор, стрельбы на ходу и т. д.

В общем, когда приступили к съемкам «Небесного тихохода», Крючков настоял, чтобы его герою дали фамилию – Булочкин. На то была еще более веская причина, нежели обычное знакомство: за плечами у Георгия было овладение штурманским мастерством в авиаучилище. 22 июня 1941 года со своим командиром старшим лейтенантом Завьяловым они по приказу подняли свою боевую машину в воздух, защищая от врага небо над Тарту, а всего в первые месяцы войны совершили 70 боевых вылетов. Бомбили живую силу и технику фашистов, передовые порядки гитлеровских войск.

В одном из воздушных поединков их бомбардировщик был сбит, пришлось выбрасываться с горящего самолета. Пока спускались к земле, по куполу парашюта с вражеского «мессера» непрерывно раздавалась очередь за очередью. Слава Богу, пронесло. Булочкин с трудом разыскал в лесу своего командира, у того оказались простреленными оба бедра и плечо, передвигаться самостоятельно он не мог. Георгия почти у самой земли тоже ранило в ногу. Превозмогая боль, он 14 суток (питались лишь ягодами), тащил на себе Завьялова, пока не выбрались за линию фронта и не попали к своим. Булочкин участвовал в освобождении Польши, в Берлинской операции. На праздниках Победы в ЦСКА, где он был немало лет тренером по биатлону, я видел на парадном мундире Георгия Ивановича ордена Красного знамени, Отечественной войны I и II степени, Красной звезды, с десяток, наверное, боевых медалей.

Согласитесь, достойного человека выбрали в прототипы главного героя фильма «Небесный тихоход», блестяще сыгранного Николаем Афанасьевичем Крючковым.

Еще раз отвлекусь-ка я от своей привычной спортивной тематики, на которой около полувека заточен, и переключусь на культуру. А о причине сейчас поведаю. В Севастополе после посещения памятных мест города-героя мы с женой Ольгой с удовольствием прогуливались по просторной набережной, наслаждаясь панорамой моря, которое будоражила легкая волна. Оттуда, с прогулочного катера, неторопливо вползавшего в ворота гавани, доносилась мелодия «Севастопольского вальса». Немного подустав, присели отдохнуть; на скамейке в парке с видом на Графскую пристань и знаменитый Памятник затонувшим кораб лям оказались рядом с пожилой женщиной с накинутым на плечи, поверх кофты платком и копной тщательно уложенных седых волос. Молчание длилось недолго, старушка, обернувшись к нам, прервала его вопросом: «Приезжие?». Мы махнули головой. Естественно, разговорились, хотелось узнать, чем живет город.

Тем временем музыка зазвучала громче, это катер причалил к берегу, чтобы высадить одну партию туристов и захватить следующую для морской прогулки – обязательный элемент экскурсионного вояжа. Старушка тут же среагировала:

– Я специально прихожу сюда, чтобы послушать эти слова: «Тихо плещет волна, ярко светит луна, мы вдоль берега моря идем, и поем и поем…» Они словно про меня. Девчонкой я гуляла здесь с моим Димой, пока не началась эта проклятая война. Мне без малого 16, в десятый перешла, Дима на два года старше, он уже морскому делу учился. Шли, крепко держась за ручку, и громко, не стесняясь, распевали нашу любимую: «Дан приказ ему на Запад, нам в другую сторону». Про Диминого деда, он воевал в Гражданскую.

– Дима был вашим женихом?

– Можно и так сказать, только не случилось нам обвенчаться. Погиб мой морячок, когда десант в Керчи высаживали, не дожил до освобождения родного Севастополя. Я так и не вышла замуж, больше никого не смогла полюбить, одна вот старость коротаю. Двоюродная сестра есть, но она далеко, на Урале. Лет пять не виделись, на пасху последний раз приезжала.

Тишина. Только звуки вальса, подхватываемые легким ветерком, нарушали ее. Накрапывавший мелкий дождик прекратился, края облачков нежно облизало солнце. Сразу заметно потеплело.

Севастополь благоухал осенней зеленью кипарисов и платанов и всей цветочной радугой, чайки не стеснялись подлетать к берегу и, опустив крылья, словно заглядывали прохожим на набережной в глаза: ну не жадничайте, покормите нас хоть чем-нибудь. У нас были вкусные булочки с клубникой и вишней, прикупленные на пристани в Балаклаве, куда мы заглянули по дороге в Севастополь, и мы охотно поделились ими со свободолюбивыми красавицами-птицами, музой моряков.

Старушка вдруг встрепенулась, снова повернулась к нам и сказала:

– А «Севастопольскому вальсу» где-то здесь, на бульваре, должен скоро памятник ему появиться, знаете об этом? Двое кружатся в вальсе, девушка в легком ситцевом платьице и молодой военный моряк. Когда установят, мне кажется, как увижу его, так сразу нас с моим Димой и вспомню.