Ковчег - Дэвид Мэйн

— Плюнь ты на повеление этого дурня и возьми то, что дает тебе жизнь. — Она расстегивает тунику, ткань расходится в стороны, обнажая красивое, ладное тело. — Говорят, ты еще способен кое на что.

Ной стряхивает ее руку и делает шаг назад. Толпа с улюлюканьем показывает на его одежды, под которыми виден напрягшийся член.

— Перестаньте, — кричит на людей Ной. — Бог разгневался из-за вас. Он обрушит на вас потоки воды, и вы все утонете, и ваши родители и дети тоже утонут. Погибнет все живое.

— Даже птицы в небесах и рыбы в море? — спрашивает кто-то из толпы.

— Да, даже они! — кричит Ной.

Полуобнаженная блудница криво улыбается Ною:

— Как же рыба в море может утонуть? Она же и так под водой.

Ной пропускает ее слова мимо ушей.

— Вы все еще можете покаяться. Если пожелаете, на корабле найдется место.

— И сколько ты хочешь за него? — спрашивает согбенный старик, тело которого скрючено почти параллельно земле. — У меня много золота.

— Место на корабле не купишь за деньги, — отвечает Ной. — Туда могут войти только чистые сердцем.

Старик машет рукой и уходит прочь.

Кряжистый, покрытый татуировками мужчина говорит:

— Мне больше по душе вот это. — Он задирает тунику женщины и валит ее на землю. Другие мужчины, отпихивая друг друга, встают в круг.

— Надеюсь, у тебя есть чем заплатить, — хохочет женщина, повернув голову. Ее круглый зад содрогается под ударами бедер мужчины. Лицо мужчины искажается в гримасе наслаждения.

— Моей дочке почти десять. Можешь ее забрать.

— Договорились.

— Если найдешь, — хохоча, добавляет мужчина. — Я ее не видал с той поры, как сестра ее родила.

Все бесполезно. Ной делает шаг назад, поворачивается и резко останавливается, заметив нечто интересное. На глаза ему попадаются два холмика неподалеку, они поблескивают на солнце. Ной подходит ближе, и его желудок начинает содрогаться. Ной понимает, что перед ним трупы, покрытые плотным шевелящимся слоем синих мух. Одновременно с осознанием увиденного ему в ноздри бьет запах. Ной чувствует, как к горлу подкатывает завтрак, но ему удается сдержать себя.

Рядом с отрешенным видом стоит человек. Ной спрашивает:

— Почему этих людей никто не похоронил?

У человека мягкие черты лица, словно Господь намеренно пытался избежать прямых линий. Полураскрытые, измазанные слюнями губы. Человек кидает из-под полуприкрытых век озадаченный взгляд на Ноя:

— Похоронить? Кто их хоронить-то будет?

— Например, ты.

Человек медленно моргает:

— Не. Не я.

— Это было бы достойным поступком. Нельзя же их бросать на поживу насекомым и птицам.

Мужчина тупо смотрит на трупы:

— Думаю, им не так уж и плохо.

Ной кусает губу, чтобы унять гнев. Он пытается зайти с другого бока:

— Как они погибли?

— Убили друг друга.

— Почему?

— Думаю, подрались.

Ной тяжело вздыхает, выпуская воздух через нос:

— Из-за чего они подрались?

Человек, волоча ноги, подходит к трупам и внимательно их разглядывает. Ной не понимает: то ли на него решили не обращать больше внимания, то ли человек хочет расспросить мертвецов. Человек, подняв рой насосавшихся крови мух, опускает руку в грязь. Пошарив в ней, он извлекает маленький круглый предмет:

— Все из-за этого.

Ной протягивает руку. Нахмурив брови, он берет предмет и рассматривает его. Щербатая жемчужина.

— Они что, убили друг друга из-за этого?

— Думаю, да.

— Почему?

Руки человека безвольно, словно снулые рыбины, болтаются вдоль тела.

— Они оба хотели ее заполучить.

Детям будет урок. Ной качает головой и поворачивается, чтобы отправиться прочь, как вдруг человек говорит:

— Эй, мне она самому нужна.

— Она? — Ной показывает человеку жемчужину. — Она же ничего не стоит.

Мягкое лицо искажает гримаса ярости.

— Только не для меня.

— Но она не твоя.

— И не твоя.

В руке у человека появляется блестящий обсидиановый нож.

— Не заставляй меня убивать тебя из-за жемчужины.

Он убьет не задумываясь. Ною приходит в голову, что человек мог забрать жемчужину с трупов в любой момент.

Ной швыряет жемчужину под ноги человеку:

— Да простит вас всех Господь.

— Только не меня, — возражает человек.

Ной бежит прочь из поселения, как будто за ним гонятся. Он слышит, как за его спиной мужчины, рыча, совокупляются с женщинами, с детьми и друг с другом. Началась драка, кричащие люди опускают друг на друга палки. Когда Ной идет через сад, он сталкивается с мальчиком, ведущим на веревке трех коз. Ною ясно, что это его козы. Он останавливает мальчика:

— Где ты их взял?

— Пошел ты, — отвечает мальчик, проходя мимо.

Ной слишком устал, чтобы начинать спор:

— Да спасет тебя Господь.

— И его туда же!

Ной бредет, пошатываясь от переполняющей его печали. Он знает: мир стар, ему больше тысячи лет. Прошло десять долгих веков с той поры, когда Адам был изгнан из Рая. Пусть так, но все же невероятно, как глубоко пустили корни пороки и разврат и как они бурно расцвели, сорняками заполонив свет. «Как же быстро человек забыл о Боге», — думает Ной. В чем же тогда цель его трудов? И так понятно, если не через тысячу лет, так через две или три все эти пороки снова прорастут, подобно опухоли в желудке.

Ной смотрит ввысь. Шея хрустит. Ной хмурится. Полуденное солнце, клонящееся к западу, уже не кажется таким ярким, как прежде. Точно, оно явно потускнело, словно подернулось туманом. А с горизонта, с самого юга, в сторону Ноя, клубясь, ползут огромные черные тучи.

Стою я, значит, наверху с Хамом, рискуя свернуть шею, держу кусок рамы для двери, которую мы пытаемся закрепить на борту лодки, и вдруг вижу: наш старик продирается сквозь оливки и вопит, как будто кто-то схватил его бороду и сунул в огонь. Иногда я втайне мечтаю, чтобы с ним хоть разок такое проделали.

Хам едва на меня взгляд бросил:

— Что там происходит?

— Понятия не имею.

Хам кивает. Очень мне нравится в нем эта черта: если сказать нечего — он молчит. Не то, что Сим или па. Па, спору нет, часто несет всякую ахинею, но Сим еще хуже. Па, в отличие от Сима, хотя бы верит в то, что говорит. А Сим повторяет то, что ему па скажет. Иногда просто сил нет терпеть.