Игра или страсть? - Элизабет Торнтон

Дом располагался на вершине холма, и хотя Брэнд скакал несколько часов подряд под нескончаемым дождем и глаза слипались от усталости, крыша Прайори, четко вырисовывающаяся на горизонте, невольно притягивала его взгляд. Дом его дедушки, Грейндж, располагался на противоположной стороне дороги, спускающейся к реке. В прежние времена Грейндж служил амбаром, фермерским домом и жилищем священника, но потом богатый купец перестроил его для своей семьи. Когда благосостояние семьи пошло на убыль, большая часть земли была распродана, а главный дом и хозяйственные постройки переходили от одного владельца к другому до тех пор, пока их не приобрели Гамильтоны. Грейндж представлял собой непритязательное двухэтажное кирпичное здание, вполне подходящее спартанское жилище для его деда-пуританина.

Рядом с домом находилась небольшая конюшня, которую дедушка использовал разве что в качестве укрытия для лошади и коляски.

Хотя еще только начинало светать, конюхи, нанятые Мэнли, уже вовсю трудились, и Брэнд был рад передать своего коня их заботам. Затем он вошел в дом, сбросил мокрую накидку в прихожей и поднялся по лестнице в спальню.

Он уснул прямо в одежде, а когда проснулся, в окно светило солнышко, дождь прекратился.

Брэнд отметил, что камин разожжен, подошел к сонетке и как следует подергал, вызывая слугу. Несколько секунд спустя к нему в спальню вошел светловолосый мальчик.

– Как тебя зовут? – спросил Брэнд.

– Сэм, – ответил мальчик. – Сэм Ладлоу.

Брэнд очень хорошо помнил мать Сэма. Она была Эдвининой кухаркой. Именно она обнаружила тело Эдвины. Возможно, она знает что-нибудь и сможет ответить на его вопросы.

– Мне бы ванну принять, – сказал Брэнд, – как думаешь, это возможно?

Сэм улыбнулся:

– Мама говорила, что вы захотите принять ванну, поэтому, когда мы пришли, первым делом развела огонь под баком для воды.

– Великолепно, – отозвался Брэнд, потирая руки. Меньше чем через час, помывшись и переодевшись, Брэнд вошел на кухню, чувствуя себя другим человеком.

– Вам придется поесть на кухне, сэр, – сказала миссис Ладлоу, накладывая на тарелку омлет. – Я не разводила огонь в других комнатах.

– Ну и отлично, – заверил ее Брэнд. – И не нужно разводить. Я все время буду в разъездах.

Он подождал, пока она нальет кофе, а потом пригласил присоединиться к завтраку.

– Чтобы поговорить о ваших обязанностях, – объяснил Брэнд.

Миссис Ладлоу улыбнулась и покачала головой:

– Я только помогаю, пока не приехали ваши люди. Видите ли, у меня уже есть работа. Я буду работать у леди Марион.

– А-а, я должен был догадаться. Ну все равно берите стул и составьте мне компанию.

Миссис Ладлоу посмотрела на него так, словно он рехнулся. Слуги не составляют компанию своим хозяевам! Он улыбнулся ей своей самой располагающей улыбкой.

– Я никогда не говорил вам, как высоко Эдвина ценила все, что вы для нее делали? Она неустанно хвалила вас. – И это была правда.

Миссис Ладлоу заколебалась, затем села на стул и сложила загрубевшие руки на коленях. Ее кельтское происхождение проявлялось в темном цвете волос и глаз и тонкой кости. Очевидно, внешностью мальчик пошел в отца.

Потом Брэнд вспомнил, что она вдова. Были у нее и другие дети, младше Сэма, за которыми присматривала бабушка, пока миссис Ладлоу работала, чтобы прокормить их всех.

Она выжидающе смотрела на него.

Он мягко поинтересовался:

– Сколько вы работали у мисс Ганн?

– Недолго. Пять лет, с тех пор как овдовела и перевезла сюда мать. – Тень улыбки тронула ее губы. – Мисс Ганн всегда помнила дни рождения детей.

– Это похоже на Эдвину. Миссис Ладлоу кивнула:

– Она всегда была такой доброй, такой щедрой. Брэнд помолчал немного, жуя холодную баранину.

– Я слышал, – продолжил он осторожно, – что в последнее время с ней было нелегко ладить. Я имею в виду, что она стала забывчивой и подозрительной. – Он замолчал, когда увидел, что миссис Ладлоу не понравились его слова.

Когда она заговорила, в ее голосе не было ни мягкости, ни уважительности:

– А вы никогда не забываете, куда положили свои очки или ключи, мистер Гамильтон? Всегда помните, как кого зовут? Она была не забывчивее любого другого, но… – Женщина закусила губу, словно запоздало вспомнила, с кем разговаривает.

– Но? – подбодрил ее Брэнд тем же мягким тоном. Миссис Ладлоу выдохнула.

– Она тревожилась о прошлом, о своей сестре Ханне. Хотела узнать, что с ней произошло.

– Все считают, что она сбежала с мужчиной.

– Мисс Ганн говорила, что это ложь и что она намерена это доказать.

– Кто сказал ей, что это ложь?

– Она не говорила, а я не настаивала. Это ведь не мое дело, не так ли? Она была моей хозяйкой.

– А что, по мнению мисс Ганн, случилось с Ханной? Ее глаза метнулись к двери, словно в надежде, что кто-нибудь войдет и положит конец расспросам.

– Она не сказала, – в конце концов ответила его собеседница.

Брэнд не узнал ничего нового, за исключением того, что миссис Ладлоу не верила, что Эдвина страдала забывчивостью или слабоумием! Конечно, она могла просто защищать хозяйку, которая хорошо к ней относилась, но Брэнд так не думал. Ее негодование казалось абсолютно искренним.

Он сделал глоток кофе, прежде чем осторожно продолжить:

– Вы не выдали никаких тайн, миссис Ладлоу. Эдвина рассказывала мне обо всем этом в одном из своих писем. И я бы сказал, она показалась мне такой же нормальной, как и мы с вами.

– Она писала вам? Брэнд кивнул.

– Когда это было?

– За несколько недель до несчастного случая. Меня не было в городе, и письмо я получил только после похорон. А почему вы спрашиваете?

– Когда я нашла мисс Ганн возле лестницы, ее пальцы были в чернилах, но ни я, ни констебль не нашли никакого письма.

Вот это уже было кое-что новое, первое указание на нечто необычное.

– Еще только один вопрос, – сказал Брэнд. Когда женщина взглянула на него с беспокойством, он заколебался. Ему не хотелось пугать ее. Хотелось завоевать доверие, чтобы она рассказала обо всем, что знала. У него еще будет возможность поговорить с ней. Круто изменив направление, он спросил: – Как вы делаете омлет таким воздушным?

* * *

Поднимаясь вверх по склону холма к дому, Брэнд не мог не размышлять над иронией судьбы. Когда он стал достаточно взрослым, чтобы жить самостоятельно, то ушел из Прайори, поклявшись никогда не возвращаться. Но все вышло иначе. Даже после смерти отец умудрился сделать так, что последнее слово осталось за ним. Согласно герцогскому завещанию Брэнд стал единственным опекуном своих сводных брата и сестры. Все ожидали, что он откажется от опекунства и передаст его своему дяде, лорду Роберту, но Брэнд не мог этого сделать. У Роберта не было ни желания, ни возможности управлять делами Эндрю, зато у Брэнда они были, и он намеревался сделать своего сводного брата достойным великого имения.