Башня одиночества - Валерио Массимо Манфреди

Филипп опустил голову, и перед его мысленным взором всплыл образ матери, лежащей среди сотен белых цветов, и отца, стоящего перед ней на коленях, закрыв лицо руками.

— Благодарю вас за любезность, падре, — сказал он. — И сожалею о своих словах. На самом деле я восхищаюсь вашей верой, более того, в определенном смысле вам завидую. Послушайте, у меня есть… одна подсказка, одна фраза, написанная моим отцом. Вероятно, в ней нет никакого смысла, но вам, быть может, она о чем-нибудь скажет. Это место напомнило мне о ней.

— Говорите, не стесняйтесь, — ободрил его монах.

— Фраза такая: «Звук доносится из-за ворот мертвых». Вам что-нибудь приходит на ум? Быть может, за этими ящиками, полными костей, есть дверь?

Монах с улыбкой кивнул:

— Вы знаете легенду о колокольчиках землетрясения?

— Нет. Никогда ее не слышал.

— Ну так вот, рассказывают, что каждый раз перед землетрясением из подвалов этого монастыря доносится звон колокольчика, нежный, серебряный звук, состоящий из нескольких нот; говорят также, что этот звук навеки защитил здешние стены, и действительно, они ни разу не обрушились. Еще и потому, что построены на удивительном фундаменте римской виллы.

— А вы когда-нибудь слышали этот звук?

— Нет. А вот ваш отец сказал мне, что слышал его. Действительно, в здешних местах было небольшое землетрясение как раз в то время, когда он жил у нас. Но может статься, ему просто показалось. Ваш отец был очень эмоциональным человеком, или я ошибаюсь?

Филипп не ответил.

— Скажите, что именно говорил мой отец об этом звуке?

— Я уже точно не помню. Знаю только, что в тот момент он любой ценой хотел открыть его источник.

— А вы — какой путь вы указали моему отцу?

— Идемте, — позвал монах, направляясь к дальней стене крипты. — Вы ведь понимаете, что в таком древнем монастыре, как наш, не может не быть какого-нибудь тайного хода.

— Меня удивило бы его отсутствие, — ответил Филипп.

— По правде сказать, тут нет никакой особой тайны. Видите, вот здесь, — указал он на ящик у дальней стены, наполненный костями, — здесь есть проход вниз, под землю: там настоящий лабиринт галерей. Отчасти это катакомбы с колумбариями, относящимися, вероятно, к юго-восточным кварталам древних Помпеи, но обширные области совершенно не исследованы.

Он отодвинул засов, державший ящик, и тот покатился по рельсе в полу, открывая их взглядам железную дверцу, запертую на простую щеколду.

— Как видите, — снова заговорил монах, — никаких таинственных механизмов, наша тайна непритязательна, ведь мы бедные братья святого Франциска.

— «Звук доносится из-за ворот мертвых»… Потрясающе! А можно мне туда спуститься? — нерешительно спросил Филипп, указывая на дверцу.

Монах покачал лысой головой:

— Нет. И вашему отцу тоже было нельзя. Такова воля настоятеля. Не потому, что там находится что-то особенное, не считая нашего таинственного колокольчика, а просто это опасно, и мы не хотим неприятностей в случае несчастья. А по мне, вы можете начать, когда сочтете нужным, только прежде обзаведитесь ацетиленовым фонарем, шахтерской каской и рюкзаком. И… держите меня в курсе, если сочтете это удобным. Ваш отец так и делал, у меня где-то хранится его карта с маршрутами, которые он начертил после первой недели поисков. Я вам ее принесу. Официально вы будете посещать монастырь для изучения структуры римской виллы. Только не делайте глупостей — там может быть действительно опасно.

— Я буду осторожен, — заверил его Филипп. — Спасибо, падре.

— Ну хорошо. Вот увидите, — указал он на сваленные в кучу кости, — скоро эти мои братья уже не будут беспокоить вас так сильно. Вы почувствуете, как их бесхитростные души витают под этими сводами. Знаете что? Мне кажется, древние египтяне не так уж заблуждались, считая, что ка[4]остается возле места погребения человека. Мне кажется, что и после нашего ухода должен остаться какой-то след от наших мыслей и чувств… Быть может, и вы когда-нибудь откроете мне истинную причину своего цинизма?

И он ушел, поднявшись по лестнице, ведущей в главный алтарь церкви.

В городе Алатри наступал вечер, и мощные стены засияли металлическим блеском. Большие фиолетовые облака, словно колоссы, поднимались в небе над холмами, и стаи ворон парили в потоках северного ветра, оспаривая у ласточек их право обитать в этом небе, нависшем над колокольнями и куполами церквей. Падре Хоган выглянул в окно и скользнул взглядом по крышам древнего города, за которыми виднелся диск заходящего солнца.

— Через полчаса мы должны встретиться со священником. Путь неблизкий, нам лучше поторопиться, — раздался за спиной голос падре Бони.

Они вышли на улицу, оба в мирском платье, и двинулись пешком по городу, вдоль огромных стен.

— Согласно легенде, эти стены возвели титаны во времена бога Сатурна, — сказал падре Бони своему спутнику. — Но наверняка не известно, кто и как их построил… Сколько еще тайн осталось на этой земле…

Они выбрались на открытое пространство, и их глазам предстало небольшое кладбище.

— Хотел бы я знать, что вы задумали, — произнес падре Хоган.

— Эксгумировать прах Антонелли, — ответил падре Бони. — Разве вы не поняли?

Хоган в замешательстве обернулся.

— Не думаю, что у нас есть право…

— У нас есть долг, Хоган, долг, понимаете? — Он выдержал паузу. Долина вокруг постепенно окрасилась в золотистые тона. — Мне кажется, вы до сих пор не отдаете себе отчета, что именно мы пытаемся обнаружить. А если и отдаете, то неосознанно стараетесь пойти на попятный. Почему?

— Потому что наши поиски уже оказали на нас пагубное воздействие, и при этом нет никаких доказательств, что мы идем по следу какого-то конкретного предмета. Я больше не узнаю вас, падре Бони. Я видел, что вас не тронули мольбы умирающего человека об отпущении грехов, а теперь вы на моих глазах собираетесь осквернить его могилу. Что, черт возьми, происходит?

До кладбища оставалось шагов сто. Падре Бони остановился и пристально посмотрел в глаза своему спутнику:

— Если вас это не устраивает, уходите. Сейчас же.

— Именно это я и собираюсь сделать, — кивнул Хоган и повернулся, чтобы отправиться прочь.

— Но помните, — холодно произнес падре Бони, — если этот сигнал является гласом цивилизации, столь же свирепой, сколь и развитой, мы должны постараться понять его и по возможности погасить навсегда, любой ценой.

Хоган остановился.

— Так что? — спросил падре Бони.

— Все это слишком нелепо. Но я пойду с вами, — сказал Хоган.