Третий секрет - Стив Берри

— Что нам известно о Тиборе?

Он начал говорить во множественном числе, как делал почти всегда, надеясь, что эта привычка пригодится ему в будущем. Веками так говорили папы. Первым отказался от этого Иоанн Павел II, а Климент XV официально отменил этот обычай. Но если нынешний Папа был полон решимости отвергать вековые традиции, то Валендреа был готов восстанавливать их.

За ужином он не расспрашивал Амбрози о том, что волновало его, верный своему правилу не обсуждать дела Ватикана за его пределами. Он много раз видел, как не в меру длинный язык ломал людям карьеру, и иногда это происходило не без его помощи. Но этот лимузин считался территорией Ватикана, а Амбрози ежедневно проверял, нет ли в нем подслушивающих устройств.

Из CD-плеера лилась музыка Шопена. Она успокаивала и в то же время служила защитой от прослушивания на расстоянии.

— Андрей Тибор, — сказал Амбрози, — работал в Ватикане с тысяча девятьсот пятьдесят девятого по тысяча девятьсот шестьдесят седьмой год. Потом стал простым священником, служил в разных приходах. Ушел на пенсию два года назад. Живет в Румынии, получает ежемесячное пособие.

Валендреа затянулся сигаретой.

— Итак, нужно выяснить, что нужно Клименту от этого престарелого священника.

— Это как-то связано с Фатимой.

Они обогнули виа Милаццо и двигались по виа Дель Фори Империали в сторону Колизея. Валендреа нравилось, что Рим хранит свое прошлое. Он ясно представлял себе, как приятно было прежним папам и императорам видеть, насколько прекрасны их владения. Когда-нибудь и он испытает это чувство. Алой шапочки кардинала ему мало. Он хочет облачиться в камауро, разрешенную лишь папам. Климент не носит этот старомодный головной убор, считая его анахронизмом. Но головной убор из красного вельвета, отделанный белым мехом, мог символизировать возвращение к былому величию папской власти. Хватит разрешать католикам Запада и стран третьего мира подрывать латинские догмы! Церковь стала думать не о сохранении веры, а о том, как угодить всему миру. Католическая культура рушится под натиском ислама, индуизма, буддизма и бесчисленных протестантских учений. Происки дьявола. Святая апостольская церковь переживает трудные времена, и он знает, что спасти ее может твердая рука. Чтобы священники подчинялись, верующие не уходили, а доходы росли. И он готов стать этой рукой.

Амбрози дотронулся до его колена и указал за окно:

— Ваше преосвященство, посмотрите вперед.

Когда лимузин поворачивал, он взглянул за окно, где сверкали огни кафе, бистро и дискотек. Они проезжали по одной из маленьких улочек, виа Фраттина, и на тротуарах было полно ночных гуляк.

— Она живет в этом отеле, — сказал Амбрози. — Я проверил в нашей регистратуре ее заявление об аккредитации.

Как всегда, Амбрози все сделал добросовестно. Посещать Катерину Лью, да еще без предупреждения, было рискованно, но Валендреа надеялся, что шумная ночь и поздний час скроют его визит от посторонних глаз. Важнее было решить, как заставить ее пойти на контакт. Ему не хотелось врываться, вламываться силой к ней в номер. Также он не хотел, чтобы это делал Амбрози. Но потом понял, что этого не потребуется.

— Сам Господь помогает нам, — сказал он, указывая на женщину, идущую по тротуару в направлении увитого плющом входа в отель.

Амбрози улыбнулся:

— Главное — появиться вовремя.

Шоферу велели проехать мимо входа и притормозить, поравнявшись с женщиной. Валендреа нажал на кнопку, и стекло задней дверцы опустилось.

— Мисс Лью, я кардинал Альберто Валендреа. Вы видели меня сегодня утром в трибунале.

Она остановилась и посмотрела на сидящих в машине. Хрупкая и изящная. Ее манера держаться, то, как она в ответ на его оклик расправила плечи и подняла голову, говорили о силе ее характера. Она вела себя невозмутимо, как будто к ней каждый день обращаются князья Католической церкви. Словно она — не больше и не меньше — ровня самому государственному секретарю. Но Валендреа почувствовал в ней и другое. Амбициозность. Возможно, все окажется гораздо проще, чем он сначала думал.

— Может, поговорим? Здесь, в машине.

Она улыбнулась:

— Как можно отказаться от любезного приглашения государственного секретаря Ватикана?

Он открыл дверь и подвинулся на кожаном сиденье, чтобы дать ей место. Она села, расстегнув шерстяное пальто. Амбрози закрыл дверь. Когда она садилась, Валендреа непроизвольно обратил внимание на ее задравшуюся юбку.

«Мерседес» проехал немного вперед и остановился на тихой аллее. Здесь уже почти не было прохожих. Шофер вышел и направился в начало улицы, чтобы никто не въехал вслед за ними.

— Это отец Паоло Амбрози, мой помощник в государственном секретариате.

Кейт пожала руку Амбрози. Валендреа заметил, что в глазах помощника появилось доброжелательное выражение, внушающее их гостье доверие. Паоло умел снять напряжение.

Наконец Валендреа заговорил:

— Мы хотим поговорить с вами об очень важном деле и рассчитываем на вашу помощь.

— Не представляю, чем я могу быть полезна человеку вашего положения, ваше преосвященство.

— Вы были сегодня утром на заседании трибунала. Это отец Кили попросил вас прийти?

— Так вот вы о чем? Вы боитесь, что пресса необъективно освещает процесс?

Он сделал протестующий жест:

— Хотя там и было множество репортеров, уверяю вас, меня не волнует, что они напишут. Судьба отца Кили решена, и вы, и он, и все журналисты это хорошо знают. Речь не об этом еретике, дело гораздо важнее.

— Я могу написать об этом?

Валендреа позволил себе улыбнуться:

— Узнаю журналистку. Нет, мисс Лью, об этом писать нельзя. Сразу потеряли интерес?

Он выдержал паузу, пока она взвешивала все «за» и «против». Сейчас ее амбициозность должна возобладать над здравым смыслом.

— Ладно, — сказала она, — не для печати. Говорите.

Он был доволен. Пока все идет по плану.

— Дело в Колине Мишнере.

В ее взгляде промелькнуло недоумение.

— Да, мне известно о вашей связи с секретарем Папы. Серьезный проступок для священника, тем более такого ранга.

— Это было давно.

Она сказала это так, как будто все отрицала. Сейчас она поняла, почему Валендреа так легко поверил ее обещанию не писать об этом — это было в ее, а не в его интересах.

— Паоло видел, что вы говорили с ним сегодня на площади. И разговор был непростой. По-моему, вы назвали его негодяем.

Она бросила взгляд на его приспешника и невозмутимо произнесла:

— Я не помню, чтобы я видела его сегодня.

— Площадь Святого Петра огромна, — тихо сказал Амбрози.