Равнение на знамя - Александр Бушков

Некогда было сокрушаться и печалиться. Полковник уже в темпепрокручивал в голове все, что придется очень скоро говорить и писать. Ему не вчем было себя упрекнуть, он не успевал при любом раскладе. Не было ни единогошанса пресловутым мастерским выстрелом ранить и обездвижить супостата так,чтобы он не смог подорваться и попал бы в руки готовым к употреблению. Ниединого шанса: рука уже находилась под курткой, на взрывателе, никакоемастерство не помогло бы. И все же это разные вещи — несомненныедоказательства твоей невиновности в таком именно исходе и то, что про тебявтайне подумают, пусть и никогда не скажут. Задача поставлена конкретная. А онопять получил одних «двухсотых». Невесело…

М. Ю. Лермонтов — А. А. Лопухину

Милый Алеша.

Пишу тебе из крепости Грозной, в которую мы, то есть отряд,возвратились из 20-дневной экспедиции в Чечне. Не знаю, что будет дальше, апока судьба меня не очень обижает: я получил в наследство от Дорохова, которогоранили, отборную команду охотников, состоящую из ста казаков — разныйсброд[4], волонтеры, татары и проч., это нечто вродепартизанского отряда, и если мне случится с ними удачно действовать, то авосьчто-нибудь дадут; я ими только четыре дня в деле командовал и не знаю ещехорошенько, до какой степени они надежны; но так как, вероятно, мы будем ещевоевать целую зиму, то я успею их раскусить. Вот тебе обо мне самое интересное.

Крепость Грозная, 16–26 октября 1840 г.

Пейзаж был осточертевший — снова пересеченка, сверху,должно быть, напоминавшая скомканное серо-зеленое одеяло. Развивать эти мыслине хотелось, на поэтические сравнения полковника совсем не тянуло, он велпятнадцать человек по четко прописанному маршруту, а потому должен был смотретьв оба и как самостоятельный боевой организм, и как командир. И совершенно неследовало расслабляться оттого, что они проделали три четверти пути от меставысадки, не только не столкнувшись с противником, но и оставшись незамеченнымивообще. Как-никак оставалась еще целая четверть, километра полтора.

А если все же отвлечься на вольные мысли, можно вспомнить,что места тут очень даже исторические. Где-то в этих самых краях, очень можетстаться, по тем же ложбинам и «зеленке», много лет назад проходил со своим отрядомсамый знаменитый офицер российского спецназа, поручик Лермонтов Михаил Юрьевич.Никаких преувеличений — в свое время Лермонтов как раз и служил на Кавказев тогдашнем спецназе; да, не обычная линейная пехота, а старательно подобранныесорвиголовы из разных частей, а то и из гражданских, с большим опытомгорно-лесной войны. Это был именно спецназ, серьезно…

Вот только сейчас голова Рахманина была занята кое-чемпосерьезнее и поважнее, чем воспоминания о знаменитом поэте. Дело было даже нев поставленной на сегодня задаче.

Найденные в схроне бумаги, безусловно, несли в себе какой-тосмысл. Занимались ими, естественно, совсем другие люди, но полковника, какводится в общих чертах, познакомили с выводами. Больше всего это напоминалоплан города, а иероглифы в самом деле оказались чьими-то беглыми заметками настопроцентном грузинском языке — правда, содержание бумаг оставалосьзагадкой. Несколько раз поминались направление ветра и скорость ветра, аостальное представляло собой сокращения, по которым крайне трудно восстановитьслова, это и с родным языком при столь скудной исходной информации сделатьтрудновато. Некто неизвестный что-то прикидывал, рассчитывал, обдумывал,вычислял — и для него при этом крайне важными были скорость и направленияветра…

Значит, речь идет не о бомбе, говорили опера, и полковник сними соглашался. Не о классическом подрывном устройстве. Подобныефакторы — скорость и направление ветра — вступают в игру, когда речьидет о чем-то качественно другом. Например, о ядерном взрыве… нет, эторешительно переадресуем Голливуду, пусть они там извращаются…

Беда в том, что при таком раскладе нехорошие сюрпризы былигораздо опаснее взрывчатки. Гораздо. Радиоактивное заражение местности спомощью соответствующих материалов, ядовитые газы, бактерии — списокневелик, но от него холодок бежит по спине. Мерзость ситуации в том, что в нашевремя следует ожидать всего из перечисленного. Теоретически рассуждая, ктеррористам могут попасть и радиоактивные элементы, и культуры бактерий, игазы. А если добавить к этому, что информация о подготовке теракта твердая…

Слабые следочки имеются: уже ясно, что речь, судя понебрежным наброскам, идет о каком-то большом городе. И через этот городпротекает довольно широкая река с несколькими островами. Круг поисков этосужает, но все же не настолько, чтобы выдать результат быстро. Россия неМонако, в ней немало больших городов, стоящих к тому же на реках, и надеждаскорее на компьютеры, чем на людей, благо у экспертов осталось впечатление, чтонабросок этот — перерисовка с некоего плана города…

Чувства были смешанные. С одной стороны, полковник, еслиоткровенно, наедине с собой, чувствовал чуточку неприличную, но все же радостьоттого, что искать супостатов придется другим — в диком нервномнапряжении, на пределе интеллекта. С другой стороны… Речь шла о его стране, огороде, в котором, может быть, жили родственники, знакомые… да простосограждане. И потом, брать в любом случае предстояло ему, тут и гадать нечего.Так что краешком его эта история все же задевала — да нет, каким такимкраешком, он тоже был в ней по самые уши.

Полковник встрепенулся — а в следующий миг, как и всеостальные, практически не раздумывая, кинулся вправо, в лес, в считанныесекунды тренированно выполнив прием под названием «слиться с окружающей местностью».Вся цепочка настороженно шагавших людей мгновенно исчезла с тропы, словно их ине было никогда, потому что двое, двигавшихся на значительном расстояниивпереди, подали сигнал — и сами первыми нырнули в «зеленку».

Сигнал, правда, следовало толковать так, что впередипоказались не вооруженные абреки, а некто сторонний. Лицо штатское,непричастное, некомбатант, как выражались в старину. Правда, в этих местах,учитывая характер войны, любой некомбатант мог оказаться и пособником, иразведкой…

Не было нужды прибегать к биноклю: объект двигался всего-тометрах в пятидесяти. Унылый тип в поганеньком костюме и с неизменной папахой наголове, по самые глаза заросший нестриженой бородой. Означенный абориген безвсякой грациозности восседал на худой рыжей лошаденке, мало похожей на горныхскакунов с рисунков Лермонтова. Лошаденка плелась шагом, неся на себе не толькохозяина, но и свисавший по обе стороны крупа длинный замызганный мешок, похоже,не из легких. Вид у обоих персонажей, как двуногого, так и четырехногого, былнасквозь будничный, сплошная бытовуха. Привычная картина для этих мест, неохваченных повальной моторизацией.