Когда погаснут звезды - Роман Воронов

и тем не менее понадобилось несколько секунд на решение:

– Есть ткань, – радостно выпалил он.

– Говори, – коротко скомандовал Архитектор.

– Стены Башни – ограничения-запреты… – начал Конструктор, а его старший товарищ неожиданно для своего статуса подхватил:

– Заповеди, усмиряющие чрезмерные свободы.

Конструктор закивал головой.

– Человек, строящий эволюционный путь наверх, вынужден в соответствии с обременением свободой выбора совершать тактические и стратегические ошибки (наваливать ценный строительный материал в кучу) и будет подстрахован стенами, удерживающими хаос внутри, – возбужденно проговорил Архитектор, прогоняя поток мыслей через пространство тонкого плана. – Скорее, мой друг, надо сотворить заповеди.

– Начнем с главного? – Конструктор показал глазами на верхние этажи Дворца.

Архитектор согласно моргнул:

– Они (человеки) теперь разделены на группы по языковому признаку, каждый нарежет, натешет, нарисует себе Идола…

– Уже, – поддакнул Конструктор, – а каких рож навыдумывали, как Он ,– Ангел снова бросил взгляд наверх, – терпит все это.

– Если так пойдет дальше. – Архитектор привык мыслить масштабно, – к своим божествам сначала приставят человеческие тулова, а затем прилепят собственные лики.

– Катастрофа, – театрально схватился за голову Конструктор.

Архитектор строго посмотрел на компаньона:

– Первая заповедь должна ограничить безумное творчество ограниченного ума в отношении Абсолюта. Макет за тобой.

Конструктор, не моргнув глазом, тут же ответил:

– Готово.

– Нравится мне работать с тобой, – похвалил Архитектор компаньона.

На белой, как врата Небесного Дворца, физиономии Конструктора появился легкий румянец, вызванный признанием с верхнего этажа.

– Вот что я мыслю по поводу второй стены, – продолжил Архитектор, уже не вглядываясь в исторические перипетии развития человеческого общества, едва проступающие сквозь облако пыли после разрушения вавилонского исполина, – тяга наверх, к первоистине, даже свернутая, обрезанная эго-программой, будет постоянно создавать потенциал поклонения кому или чему-либо, в обход Абсолюта. Человеческой душе нужен маяк, она уверена в его существовании, она знает и помнит о нем из опыта тонких планов. Тяготение столь велико, что оно станет заставлять душу метаться до тех пор, пока свет маяка не появится во тьме бытия.

– А вы не думаете, мастер, что этой тягой может воспользоваться альтернативный план? – Конструктор слегка поежился при упоминании обитателей Подземного Дворца.

– Таким лучом с удовольствием предстанут все и вся, кроме Бога, существующего и действующего не обманом, но исключительно любовию. Он ждет, требует другой.

– Стена, извините, мастер, заповедь готова, – произнес Конструктор и, попытавшись принять позу победителя, едва не свалился вниз.

Архитектор, элегантным жестом придержав незадачливого компаньона, спросил:

– Как там, на Земле?

Конструктор, повисший на его крыле, просканировав острым взглядом материки и более менее крупные острова, констатировал:

– Безобразничают, грешат направо и налево, лупят друг дружку по физиономиям, а в перерывах умудряются творить формы и поминать Всевышнего.

– Вот так они и будут расшатывать башню, дай им волю, – пробурчал Архитектор и неожиданно обратился к товарищу. – Сколько имен человеки могут придумать Абсолюту?

Конструктор, вернувшись на зубец стены, развел крылами:

– На сколько частей Он сам растерзал Адамов язык.

И, взглянув на покои Всевышнего, добавил:

– Искажение истины налицо.

– Именно, – возмущенно ткнув длинным пером крыла в Конструктора, подключился Архитектор. – Бесполезно произнесенное Имя рождает фон, деградирующий уровень вибраций сказанного. Истинная мыслеформа, когда запрос идет от чистого сердца, смешивается в океане мыслей с ложными и теряется, растворяется, конечно, не для Абсолюта (Он выловит ее в любом случае), но для человека. Третья стена башни, мой друг, должна ограничить этот понятийный хаос.

– И она соткана, – доложил Конструктор, уже не пытаясь принять каких либо поз.

– Хорошо идем, – снова похвалил Архитектор компаньона. – Может, передохнем?

– Обед? – с надеждой в голосе встрепенулся Конструктор.

– Никаких обедов, – загромыхало сверху, – они там поубивают друг друга, Тутмос Третий собирает войско.

Архитектор почтительно склонился:

– Уже начинает продолжать.

Он повернулся к товарищу и сложил губы бантиком, мол, ничего не поделаешь, египетский царек спутал все карты.

– В неуемном море свободы направлений мысли и движения, – начал он, поглядывая через мохнатые брови наверх, – человеки могут в принципе перестать заниматься строительством башни.

Конструктор в знак согласия быстро-быстро закивал головой.

– Требуется стена, – Архитектор повысил голос,– напоминающая людям о… существовании стен вообще.

Ясные очи Конструктора полезли на лоб от изумления.

– Пусть таковой станет заповедь о дне, отданном исключительно Богу, в придуманном человеками временном цикле.

– Мастер, вы об их семидневке? – Конструктор ехидно прищурился. – Никогда не мог понять этого.

– Да, – подтвердил Архитектор, – начинай работу.

– Уже сделано, – Ангел широко улыбнулся, пораженному такой прытью компаньону.

– Что ж, – Архитектор был весьма доволен сотворчеством с Конструктором. – Сектор стен, посвященный Ему, мы выстроили, переходим к человеку.

– Это будет интересно, – заерзал от нетерпения Конструктор на прозрачном зубце дворцовой стены.

– Угу, – хмыкнул Архитектор, вглядываясь сквозь низкие облака в происходящее на земле. – Отличия от Псов разительны. Слишком много блудных сынов маются по дорогам, слишком часто сильная молодая рука воздевается над седой головой старика. Юный каменщик не постигнет науку, коли станет отмахиваться от слов опытного мастера.

– Прошу тебя, поточнее, – взмолился Конструктор, едва улавливая смысл будущей стены.

– Человеку надобно чтить даровавшего ему жизнь и в духе (Бог), и в теле (Родитель). Никогда не прийти к почитанию великого, не чтя малого, не встав на колени перед отцом земным, не склониться и пред Отцом Небесным.

– Стена почитания, – прокомментировал Конструктор.

– И прежде всего, – уточнил Архитектор, – почитания родителя, ибо это почитание самого себя в потомках своих, осознание неизбежности факта передачи последствий собственных деяний детям, внукам и далее. Через почтение принимает человек то, что он родитель сам, даже если таковым пока не является, а значит, и берет ответственность за деяния, которую, в свою очередь не взяли предки его.

– Подмастерье, видя ошибки Мастера, исправляет их, а не усугубляет, – восхитился Конструктор.

– Ты все правильно понял, – кивнул Архитектор и, возмущенно оценив, как внизу, на пустынной дороге, один человек, расколов череп другому, с разочарованием обшаривает его пустую суму, добавил. – Сразу приступим к следующей стене, иначе наши «строители» поскидывают друг друга раньше, чем поднимутся пред Очами Его. Почитание родителя – цепочка передачи крови, а именно, информации, связующей разрозненные души в единое начало. Пролив чужую кровь на земь, прерываешь цепочку, что само по себе есть соперничество с Богом, ибо приход души в срок и дата обратного перехода запланированы Им, а непредвиденный выброс – нет.

Бросив взгляд вниз, он заметил, что человек, не обнаружив ничего ценного для себя, стащил мертвого собрата с дороги и снова занял место в засаде, вооружившись тем же осколком скалы.

Архитектор удрученно покачал головой:

– Давай скорее.

– Уже, – коротко ответил Конструктор.

Архитектор прикрыл веки, картина башни наконец целиком проявилась в сознании – первые четыре стены, уже возведенные в тонком плане, образовали блок о Боге