Убийство Царской Семьи и членов Романовых на Урале - Михаил Дитерихс

– Бог с Вами, что Вы говорите, – возразил я. И он рассказал мне, что во время прогулки в саду он получил известия о заседании специального комитета Совдепа казачьих и красноармейских депутатов Урала, которое должно вырешить его судьбу ввиду слухов, что он собирается бежать к чехословакам, в свою очередь обязавшимся будто бы вырвать его из рук Советов. “Я не знаю, что может случиться”, – сказал Николай в заключение.

Царь содержался под строжайшим надзором: ему не позволялось ни покупать газет, ни даже выходить сверх краткого времени для прогулок; прислуга постоянно обыскивалась, и меня один раз, например, заставили снять решительно все с себя, подозревая, что я проношу письма. Еду давали скудно, да и то она состояла, главным образом, из картофеля и селедок. Хлеба же давали по полфунта в день на каждого члена семьи. Царевич все это время болел. Раз он вбежал в комнату отца в слезах, и совершенно вне себя бросился на руки к отцу, и сквозь рыдания едва выговорил:

– Милый папа, они хотят тебя застрелить.

– Воля Божья во всем, – ответил Царь, – но, милый мальчик, будь спокоен, будь спокоен. Где мама?

– Мама плачет.

– Поди попроси маму перестать плакать. Божья воля должна свершиться.

– Папа, папа, – плакал Царевич, – ты и так уже много страдал, за что же они хотят тебя убить?

– Алексей, – сказал Царь, – я прошу тебя об одном – пойди и успокой маму.

Царевич вышел, а Николай стал на колени перед иконой и долго молился. Он вообще проводил за молитвой много времени; и если пробуждался по ночам, то уже больше не засыпал, а все время молился.

Лишь иногда ему разрешалось видеть Царицу “Алису”, так он звал ее. Раз и она пришла в слезах и сказала:

– Ты должен привести все свои письма и документы в порядок, дай свои последние распоряжения и завещание.

После этого Николай проводил ночи за письмами.

Он написал много; среди писем были: к дочерям, к брату Михаилу Александровичу, к дяде Николаю Николаевичу, к генералу Догерту, князю Гендрикову, графу Олсуфьеву, принцу Ольденбургскому, графу Сумарокову-Эльстону и многим другим. Он не запечатывал письма, потому что их тщательно цензуровали в Советах, и случалось нередко, что письма возвращались с пометкой: “Не отправлять”. Часто Николай целыми днями ничего не ел и все молился; было ясно, что он сильно беспокоился и болел сердцем. Поздним вечером 15 июля в комнату Царя вошел комиссар охраны и объявил:

– Гражданин Николай Александрович Романов, вы должны отправиться со мною в заседание Совета рабочих, казачьих и красноармейских депутатов Уральского округа.

– Скажите откровенно, – возразил Николай, – что вы желаете увести меня для расстрела.

– Нет, не опасайтесь, – ответил комиссар, улыбаясь, – вас требуют на заседание.

Николай поднялся с кровати, надел свою серую солдатскую рубаху, сапоги, опоясался и вышел с комиссаром. Два солдата стояли у дверей, а три других окружили и стали обыскивать бывшего Царя. После этого один из латышей пошел впереди, Царя поставили за ним, потом стал комиссар, в хвосте – остальные солдаты. Николай Александрович не возвращался долго, почти два с половиной часа. Он был очень бледен, и подбородок его нервно дрожал.

– Дай мне, старина, воды, – сказал он мне.

Я принес, и он залпом выпил большой стакан.

– Что случилось? – спросил я.

– Они мне объявили, что через три часа я буду расстрелян, – ответил мне Царь.

На заседании в присутствии Николая II были прочитаны все детали контрреволюционного заговора тайной организации “защиты родины и свободы”. Там указывалось, что организация стремилась подавить “рабоче-крестьянскую революцию, подстрекая массы против советской власти, обвиняя советы во всех злодействах и несчастиях, постигших страну, которые были причинены всему свету империализмом, войною, кровопролитиями, голодом, недостачей работы, расстройством транспорта, продвижением немцев и т. д.”. Организация намерена была объединить все несоветские фракции и социалистов наравне с монархистами.

Документы указывали, что всех своих намерений организация не смогла осуществить из-за несогласия правого крыла с левым и что во главе заговора стоял личный друг Царя – генерал Догерт. В организацию входили и представители рабочих кругов, как-то: князь Кропоткин, генерального штаба полковник Сукарт, инженер Ильинский, и были также причины думать, что Савинков был в непосредственных отношениях с этой организацией и что именно Савинков предполагался во главе нового Правительства как военный диктатор. Все эти лица соблюдали очень строгую конспирацию. Боевую группу в Москве составило около 700 офицеров; но после их переправили в Самару, где и ожидались подкрепления от союзников для восстановления Уральского фронта, которым отделялась бы Великороссия от Сибири. Затем, когда дело уже началось бы, предполагалось мобилизовать всех сочувствующих, свергнуть Советы и вновь выступить против Германии.

Документально указывалось, что в заговоре участвовали такие социалистические партии, как народные социалисты, правые социал-революционеры, отчасти меньшевики в согласии с кадетами. Главный штаб организации находился в сношениях с генералами Дутовым и Деникиным. За самые же последние дни был обнаружен и еще новый заговор, которым, при содействии генерала Дутова, предполагалось вырвать Николая II из советских рук. Кроме того, там же, на заседании, указывалось, что Царь поддерживал секретную переписку с личными друзьями, с генералом Догертом, который якобы в одном из писем советовал Царю приготовиться к возможности освобождения.

Ввиду такого положения вещей и решения эвакуировать в Екатеринбург, совещание решило предать Царя Николая Александровича смертной казни без дальнейшего промедления.

– Гражданин Николай Романов, – объявил председатель совета, – объявляю вам, что вы располагаете тремя часами для устройства своих дел. Стража, я предупреждаю вас, иметь строжайшее наблюдение за Николаем Романовым и не спускать с него глаз.

Вскоре после возвращения Николая II с заседания к нему вошла Александра Федоровна с Царевичем; оба плакали. Царица упала в обморок, и был призван доктор. Когда она оправилась, она упала на колени перед солдатами и молила о пощаде. Но солдаты отозвались, что это не в их власти.

– Ради Христа, Алиса, успокойся, – сказал Николай II несколько раз тихим голосом.

Он перекрестил жену и сына, подозвал меня и сказал, поцеловав:

– Старина, не покидай Александры Федоровны и Алексея; ты знаешь, у меня никого больше нет, и не останется никого помочь им, когда меня уведут.

Впоследствии выяснилось, что кроме жены и сына, никого не допустили попрощаться с Николаем II. Царь, его жена и сын оставались вместе, пока не прибыл председатель совета с пятью другими солдатами и еще двумя рабочими, членами совета.

– Наденьте пальто, – сказал председатель Царю. Николай II не потерял самообладания и стал одеваться. Он еще раз затем поцеловал и перекрестил жену, сына и слугу и, обратившись к прибывшим, сказал: