Слово шамана - Александр Прозоров

Хозяйству рука хозяйская постоянно нужна, а потому с ранней весны и до поздней осени у Юли не оставалось времени даже на любимое развлечение – охоту. Только зимой, когда на лугах и полях наступает блаженный покой, ненадолго отлучиться и можно.

– Мама, мама, там дяденьки с оружием пришли! Много!

Сердце неприятно кольнуло, и Юля, уронив крышку сундука, повернулась навстречу Стефании.

– Какие дяденьки? – она прижала к животу дочку, одетую в полотняный, с красной вышивкой на груди сарафан. Взять на руки сил уже не хватало: восемь лет девчушке, маме до плеча успела вымахать.

– Не знаю, незнакомые.

– А отцу сказала?

– Он с ними ужо разговаривает.

На душе сразу стало легче: коли говорит, значит не татары подступили. Значит, кто-то из бояр оскольских мимо проезжает или в гости нагрянул. Хорошо, когда муж дома. И за спину его кольчужную всегда спрятаться можно, и к груди горячей прижаться.

Юля подошла к окну, приоткрыла ставень. С высоты второго этажа были отчетливо видны десятки вьючных коней, что собрались кучей за стенами, насколько оружных мужчин рядом с ними. Во дворе стоял только один воин, совершенно лысый – разве только под тюбетейкой какие-то волосики прятались, в ширококольчатой байдане, шестопером на поясе и саблей в ножнах. Варлам стоял рядом вовсе безоружный и спокойно разговаривал, а дворня уже разошлась и занималась обычными делами. Стало быть, гость не тревожный.

– Стефания, Юра и Михаил где?

– На сеновале братья играют, – кивнула девочка. – Мама, а можно я бусы одену, что дядя Сергей на рождество подарил?

– Тогда и платье одевай синее, парчовое.

– В нем жарко будет, мама.

– Или все, или ничего, – покачала головой Юля. – К сарафану жемчужные бусы одевать – это безвкусица. И платок мой шелковый подай.

Привыкшая к тренировочной одежде, она по-прежнему предпочитала носить татарские одежды, благо в здешних местах это никого не удивсяло. Но платок подвязывала по общему обычаю: на Руси для женщины меньше позора вовсе голой по улице пройти, нежели с непокрытыми волосами показаться. Спустилась на первый этаж:

– Мелитиния, ковш квасу налей.

– Сей час, боярыня, – вдова, помогавшая барыне по хозяйству с самого дня строительства усадьбы, сняла со стены красивый резной ковш и побежала к бадье с еще шипящим, не до конца перебродившим напитком.

– Сны какие снились?

– Ничего не снилось, боярыня, прости Господи, – остановившись, перекрестилась женщина, и Юля окончательно успокоилась.

После того, как татары зарубили ее мужа, Мелетинию стали посещать вещие сны, большей частью тревожные. А коли ничего не снится – то и страшиться нечего.

Боярыня взяла у нее полный до краев ковш, и вышла наружу:

– Здравствуй, гость дорогой. Вот, испей с дороги, – Юля с легким поклоном поднесла угощение воину.

– Благодарствую, хозяюшка, – приложив руку к груди, низко, до пояса, поклонился ей гость, затем принял корец, выпил квас и перевернул деревянную чашу, показывая, что осушил до капли.

– То дьяк государев, Юленька, Даниил Федорович Адашев, – представил боярина Варлам. – А это жена моя, супружница.

– Наслышан, наслышан, Варлам Евдокимович, – кивнул дьяк, блеснув на солнце лысиной. Юля увидела множество черных точечек, и сообразила, что голова просто гладко выбрита. Говорят, обычай такой в Москве у служилых людей. – А у меня к тебе письмецо.

Боярин Адашев повернулся к воротам, махнул кому-то из своих людей, и к нему стремглав кинулся холоп в простой белой косоворотке, шароварах и коротких сапожках с обвязанным по ноге голенищем. В руках у него было не просто письмо, а довольно объемный сверток.

– Ого… – не удержалась от возгласа женщина, когда гость, забрав сверток от холопа, протянул его Юле. – Это все мне?

– Не знаю. Боярский сын Толбузин сказывал, то Зализа Семен Прокофьевич ему передал. Просил с оказией супруге боярина Варлама Батова завести. Вот, – пожал воин плечами, – привез.

Юля, не удержавшись, тут же развязала тесемки, откинула тонкую замшу, зашелестела желтоватыми бумажными листами, выхватывая то один, то другой, пробегая глазами несколько строчек, засовывая обратно и хватая другой лист.

– Варлам, да это же письма… От ребят… Да они мне все по письму написали! Господи, Варлам, мы должны к ним съездить. Хоть раз! Хоть ненадолго… Ты смотри, а Игорь, оказывается, женился! И даже двух дочек родить успел. И Серега… И Юра… Да они все такие! И дети у всех! От Зализы тоже письмо… Варлам, ты представляешь, оказывается у Кости Росина поместье под Тулой! Здесь недалеко совсем! А мы и не знали. У Саши Качина трое сыновей и дочь еще! Про мельницу пороховую что-то пишет.

– Ну, я задерживать вас не стану, – поклонился дьяк, и Юля наконец-то спохватилась, превратившись из взбалмошной девчонки двадцатого века во властную боярыню шестнадцатого:

– Ни в коем разе! Пока не попотчуем, баню не стопим, пока не поспите перед дорогой, никуда не пущу! Онисим, брось вилы, иди ворота запирай!

– Ну что ты, боярыня Юлия, – только и развел руками гость. – У меня же там полусотня детей боярских, и холопы.

– Онисим, стой! Всех бояр, что за стеной стоят, сюда зови. Пусть коней распрягают, брони снимают. У нас стены крепкие, покой защитить смогут. Ермил, Звяга, бросайте дрова, завтра поколете. Столы под навес выносите, все одно сена больше нет. И бычка Ваську выводите, хватит ему свеклу попусту есть, пора службу свою добрым людям сослужить.

– Не отпустим, Даниил Федорович, – с улыбкой покачал головой Варлам. – Не надейся…

По счастью, остановиться на отдых воину на так уж быстро: нужно расседлать скакунов, снять вьюки, вычистить лошадей, и только после этого можно отпускать их на луг пастись, если можно так выразиться – четвероногие отнюдь не щипали травку, а с громким ржанием носились друг за другом, кувыркались, катались на спине, тряся в воздухе всеми конечностями, словно призывающая к себе хахаля молодая кошка. Казалось, они не переход долгий только что выдержали, а застоялись в конюшне за долгую зиму, и не знают, куда силы девать.

Пока боярские дети снимали брони и прятали оружие, в усадьбе успели расставить столы, разделать бычка и отправить самые мясистые и сочные куски на кухню. Выставили холодные закуски: квашеную капусту, огурцы, соленые и маринованные грибы, расстегаи, пряженцы. По древнему русскому обычаю, обед полагается начинать с пирогов, а потому у Мелитинии с помощницами еще оставалось в избытке времени, чтобы приготовить мясные блюда.

– Извини, Даниил Федорович, вин немецких, французских и испанских у нас нет, – приглашая к столу, развела руками Юля. – Не довозят их сюда купцы московские. Посему, наливками своими потчевать стану, не обессудь.

– Как домой вернусь, обязательно пару бочек романеи вам пошлю, – немедленно пообещал Адашев, занимая место по правую руку от Варлама Батова. – А то и вправду непорядок получается. Однако, думаю, бояре, первым делом нам здравицу за хозяев поднять нужно! За боярина и боярыню, дай Бог им долгие лета! Многих им детей, и здоровья уже родившимся. Слава!