Во власти Бермудского треугольника - Михаил Шторм

— Я не щепетильный, — произнес он, беря Марту за руку. — Я не хочу, чтобы ты потом жалела…

— Так сделай так, чтобы я не жалела! — предложила она просто.

Ее глаза приблизились и сделались такими большими и глубокими, что Быков разглядел в них целые россыпи таинственно мерцающих искорок.

Они долго и страстно целовались, бесцельно перемещаясь по тесной каюте и натыкаясь на разные предметы мебели, пока не завершили этот танец там, где сбросили с себя всю одежду. Быков весь превратился в мышцы, накачанные адреналином и бурлящей кровью. Вначале Марта была порывистой и неистовой, а под конец размякла, словно масло у огня. Они запыхались, как два бегуна, закончивших длинную дистанцию, но, не переведя еще как следует дыхания, снова взялись за свое, поменяв место и позиции.

— Это было что-то, — пробормотала Марта, когда Быков устало отвалился от нее, весь опустошенный и отяжелевший. — Могу точно сказать: я ни о чем не жалею.

— Даже о Чарли? — меланхолично пробормотал он.

— Тем более о Чарли, — сказала она. — С ним я уже начала забывать, каким бывает настоящий секс.

Быков подумал, что с такой отдачей он недолго протянет, но не стал произносить этого вслух. Зачем разочаровывать женщину раньше времени?

— По-моему, мы опаздываем, — заметил он.

Ахнув, Марта поспешила в душ. Они собирались быстро, как могли, но все равно опоздали. Когда Быков и американка появились в кают-компании, все уже сидели за накрытым столом. Почетное место занимал не кто иной, как Саша Коротич собственной персоной. Он и в самом деле оказался похожим на иллюзиониста или гипнотизера. Его взгляд был пронизывающим и внимательным.

Серб? Болгарин? Мадьяр? Быкову так и не удалось определить.

— А вот и наши нарушители дисциплины, — весело провозгласил Коротич. — Мы вас ждем, господа. Даже к еде не прикоснулись.

— Извините, — пробормотал Быков, поймав на себе насмешливый взгляд Джо Хилла.

К обеду писатель облачился в черную рубаху и тщательно зализал волосы назад, словно намереваясь сняться в фильме про итальянскую мафию.

— В следующий раз начинайте без нас, — заявила Марта, усаживаясь на стул, предупредительно отодвинутый Быковым.

— Следующего раза не будет, — сказал Коротич. — Я, признаться, предпочитаю есть в одиночестве, да и вообще не стану никому докучать своим обществом.

Это прозвучало как настоятельное предупреждение не докучать как раз ему самому.

— Сегодня я намерен рассказать все, что вам следует знать, — продолжал Коротич, — и больше не возвращаться к этому. А теперь приступим. Вино, кстати, отменное, из моей коллекции. Рекомендую.

Зазвенело стекло и серебро, сидящие за столом пришли в движение, жуя, переговариваясь, подкладывая кушанья себе и соседям. Обслуживали компанию два стюарда в белых кителях с золотыми пуговицами и в белых перчатках, удивительным образом сохраняющих девственную чистоту. Для собравшихся они были безликими тенями, которых не видели в упор. Таков же удел ждал моряков, благодаря которым яхта функционировала и двигалась вперед. При этой мысли Быкову сделалось неловко. Он с излишним многословием поблагодарил официанта, наполнившего его бокал, и перехватил скептический взгляд Коротича, устремленный на него.

— Утиный паштет отменный, — сказал он, повернувшись к Марте.

— Попробуй салат из лангустов, — предложила она в свою очередь.

— Я даже не заметил, что мы отчалили, — шепнул он.

— Я тоже.

Это прозвучало, как высшая похвала, которую только может произнести женщина в адрес мужчины. И без того завидный аппетит Быкова стал просто зверским. Чтобы не налегать на угощение, он заставил себя хлебать суп чинно и размеренно. Это давало возможность наблюдать за присутствующими и слушать их реплики.

Джо Хилл орудовал столовыми приборами непринужденно и энергично, явно не опасаясь испортить фигуру. Фантаст Николас Стрейнджлав ел маленькими порциями, которые внимательно рассматривал и обнюхивал, прежде чем отправить в рот. Свой белый пиджак он сменил на темный, стилизованный под смокинг, и не с бордовым, а с синим платком, в тон синему галстуку в голубоватый горошек. Быков обратил внимание на его идеально ровные зубы и решил, что Стрейнджлаву давно нет нужды обращаться к дантистам. Одно из немногих преимуществ преклонного возраста.

А вот у «шерифа» Роя Макфэлла зубы были несомненно настоящие, с желтизной и кривизной, но весьма прочные. Он то и дело обнажал их в улыбке, заигрывая одновременно с двумя дамами, сидящими по обе стороны от него. Рыжая Энджи, нарядившаяся в излишне яркое платье с красными маками на зеленом фоне, пила вино, как воду, комкая салфетки, которыми вытирала влажные губы. Она посматривала на Макфэлла прищуренными глазами, как бы решая про себя, насколько близко можно принять его ухаживания. Пруденс сидела прямо, словно палку проглотила, роняла куски с вилки и жевала набитым ртом, тяжело двигая массивным подбородком. Когда она смеялась, из ее рта летели крошки. Макфэлла это, похоже, забавляло, потому что он сыпал шутками не переставая.

Толстуха Астрид Фирбах не слушала ни шуток, ни реплик, как не видела никого вокруг. Ее суровый взгляд был устремлен в тарелку, вилка и нож ходили равномерно, как поршни некого мощного, неутомимого двигателя. Ее бокал с красным вином был весь испятнан отпечатками жирных пальцев.

Неувядающая блондинка Морин Остин косилась на нее с высокомерным и презрительным видом, давая понять, что уж она-то никогда не будет есть столь жадно и неаккуратно. Сморщенные при жевании губы выдавали ее истинный возраст. А еще — жилистые, корявые руки с торчащими суставами и предательскими веснушками.

Но главное внимание Быкова вскоре сосредоточилось на Лиззи Шеннон с ее прической придворной дамы, растерявшей пару заколок. Она не только внимательно слушала телевизионщика Би-Би-Си, но и обстоятельно отвечала ему, проявляя знание темы, которую оба обсуждали. Неужели Алану Фриману удалось очаровать Лиззи своей мягкой бородой и не менее мягким взглядом? Сама мысль об этом была Быкову неприятна. Его подмывало уронить тарелку или отпустить шутку, чтобы эта женщина обратила внимание и на него тоже. Он чувствовал себя глупым мальчишкой, неравнодушным к соседской девочке, для которой он не более чем пустое место. Это было забавно и обидно в одинаковой степени.

— Леди и джентльмены…

Реплика, произнесенная громким, уверенным голосом, избавила Быкова от ненужных эмоций и мыслей. Он перевел взгляд на Коротича, ожидая, что тот стоит за столом с поднятым бокалом, но тот преспокойно сидел на своем месте, упершись локтями в стол и сложив ладони таким образом, чтобы можно было шевелить переплетенными пальцами на уровне подбородка, как это любят делать манерные преподаватели, объясняющие аудитории новый материал.

— Мы собрались здесь не для того, чтобы разгадать тайну Бермудского треугольника, — заговорил Коротич, доброжелательно оглядывая на дюжину своих гостей. — Мы…