Оперативный псевдоним - Данил Корецкий

– Посмотрите! Обязательно посмотрите! Вы сразу поймете, что я говорю правду! Это официальный документ...

Мария Петровна усмехнулась, но все же пролистнула страницы.

– Благодарность за рационализаторское предложение, грамота за добросовестный труд, награжден знаком «Ударник коммунистического труда»...

Все правильно, молодец. Но чего вы хотите от меня?

– Кто «вы»?

– Не надо ловить меня на слове, оставь эти штучки... Чего ты хочешь от меня?

– Ничего! Я просто зашел повидаться... Совершенно случайно...

– Случайно? – Директриса протянула книжку обратно. – Что мне надо сделать? Уволиться? До пенсии еще три года, но я уволюсь... Уехать из города? У меня семья, дети, внуки... Но я уеду! Или... Или этого мало?

Что случилось, почему вы взялись за меня через столько лет?!

Голос у Марии Петровны дрожал, лицо покрылось красными пятнами, в глазах появились слезы. Она была явно напугана.

– Успокойтесь, Мария Петровна, прошу вас, успокойтесь... Вам ничего не угрожает, и я не представляю для вас никакой опасности... Честное слово!

Директриса зарыдала.

– Я боялась допустить ошибку тогда, целых десять лет жила в напряжении, но потом все закончилось, прошло девятнадцать лет, я уже забыла и Алексея Ивановича, и тебя, я действительно все забыла! И вдруг приезжает этот человек из Москвы со своими расспросами, через полгода появляешься ты... Это случайности?! Или вы проверяете меня, чтобы решить, что со мной делать? Но никаких новых инструкций у меня нет! Ведь это раньше я должна была сообщать о проявленном к тебе интересе! Правильно ведь? Ты ушел от нас девятнадцать лет назад, разве я все еще в ответе за тебя? Я, конечно, поняла, что это проверка, и позвонила, но никакого Алексея Ивановича там уже нет, что я должна была делать дальше? Ну что?!

Звон в голове прошел, осталось только немое дрожание, как в колоколе, когда язык уже остановлен.

– Давно у вас эта ручка?

– Что?!

– Ах да... – Лапин потер виски. – Меня никто не мог искать! – твердо сказал он. – И из Москвы никто приезжать не мог!

Директриса вытерла тем же платочком глаза, сдавила пальцами переносицу, останавливая слезы. Потом тяжело поднялась, отперла сейф, почти сразу отыскала то, что хотела, и протянула Лапину твердый глянцевый прямоугольник визитной карточки.

«Бачурин Евгений Петрович», – прочел он ничего не говорящую ему фамилию. Ни должности, ни учреждения, только пять номеров телефона, возле каждого в скобочках дополнение: «служ.», «дом.», «деж.», «моб.», «факс».

– Как видишь, это мне не приснилось, – сухо проговорила женщина. – Он сказал позвонить, если мне станет что-нибудь о тебе известно. Теперь ты пришел, и вы пронаблюдаете – позвоню я или нет. Так? И что потом? Как я должна поступать?

Новый, сегодняшний, Лапин сунул карточку в карман.

– Можете жить спокойно. Вас никто не испытывает. Я сам позвоню и узнаю, что он хочет. Кстати, у вас далеко телефон Алексея Ивановича?

Мария Петровна порылась в настольном календаре, вырвала страницу с криво написанным номером. Лапин сунул ее вслед за карточкой.

Дверь в кабинет распахнулась, девушка в белом халате внесла поднос с чайником, стаканами и вазочкой печенья.

– Извините, что долго, пока нашли хороший чай и заварили как следует... – следом влетела Тамара Ивановна. – Не поить же гостя обычным брандахлыстом...

Наткнувшись взглядом на заплаканное лицо начальницы, она осеклась.

– Я там, внизу, если что, позвоните... – быстро проговорила Тамара Ивановна и исчезла. Девушка поставила поднос на приставной столик и тоже вышла. Лапину очень хотелось пить, но обстановка для чаепития была неподходящей.

– Спасибо, я пойду... – Он поднялся, набросил дубленку. – А как фамилия Алексея Ивановича?

Мария Петровна пожала плечами. Лицо у нее было совершенно опустошенным.

– Впрочем, любая фамилия, как и имя-отчество, могут быть просто псевдонимами, – вслух подумал он. – Даже если они напечатаны на визитной карточке.

– Для простого работяги вы неплохо разбираетесь в подобных вещах, – горько усмехнулась женщина. – И словарный запас побогаче, чем у заводского парня...

– Почему-то пришло в голову, – невнятно пробормотал Лапин. – До свидания.

– Не знаю, имела ли я право давать вам эти телефоны... Но ведь у меня нет абсолютно никаких инструкций. Как действовать, кого слушать... – мертвенным тоном сказала Мария Петровна. – Но передайте там, у себя, что я ничего не знаю и не представляю никакой опасности.

– Давно у вас эта ручка? Я мог ее помнить?

– Ты что, издеваешься?

– До свидания, – повторил Сергей и вышел в широкий, со стертым паркетом коридор.

Несколько кварталов Лапин шел на автопилоте, машинально переставляя ноги и пытаясь переварить неожиданную информацию. Ему казалось, что он вышел из душного прокуренного кинотеатра после длинного, двухсерийного сеанса, когда одуревший от духоты, дыма и впечатлений мозг еще не разобрался, где проходит грань между фильмом и жизнью. Так с ним случалось в детстве, которое, оказывается, окутывал ореол большой и строгой тайны.

Была ли тайна в действительности? В отличие от других детей он никогда не задумывался о родителях, приняв сиротское положение как данность, но к дяде Леше его тянуло, он расспрашивал того о доме и семье и мечтал, что когда-нибудь попадет к нему в гости, а может, чем черт не шутит, дядя Леша его и усыновит. О таких чудесных случаях в детдоме ходило много баек.

Если рассказанное Марией Петровной – правда, значит, все дело в родителях: ведь каждому ясно, что обычный пятилетний мальчик не может отличаться от других детей настолько, чтобы вокруг него наверчивали столько событий. Но если были родители и он жил с ними до пяти лет, то почему в памяти ничего не осталось? Вон Вовка Игонин попал в детдом трехлетним, а вспоминал, как мать однажды накормила его мандаринами и как отец бил ее длинным красным ножом...

Хотелось пить, да и голод давал о себе знать, напоминая, что есть надо несколько раз в день. Он выкарабкался из мешанины кинематографических впечатлений в реальность и осмотрелся. Было семнадцать часов, сгустились сумерки, он двигался по проспекту Маркса к Богатому спуску, ярко светились витрины, сновали озабоченные, оживленные, самодовольные и просто довольные люди, словом, все было как вчера. И совсем по-другому. Этот день был долгим как год, а может, как целая жизнь.

Совсем близко неоновые буквы складывались в многообещающее название «Маленький Париж». Года полтора назад, проходя мимо. Лапин ощутил тонкий аромат хорошего кофе и как загипнотизированный забрел внутрь. Там работали два молодых армянина – беженцы то ли из Баку, то ли из Еревана.

Ашот варил настоящий кофе в песке, и его запах будоражил все существо Лапина, будил какие-то глубоко скрытые воспоминания, вызывал волнение и тревогу, но эти волнение и тревога притягивали с неотвратимой силой. Он наскреб пять тысяч на крохотную чашку и, забившись в угол, смаковал густой горьковатый напиток, отрешившись от гнусностей окружающей жизни и перейдя в состояние блаженной прострации. Наверное, так убегает от действительности курильщик опиума. И потом еще несколько часов, пока сохранялись во рту тонкие вкусовые оттенки, он испытывал прилив бодрости и хорошего настроения.