Забытые письма - Лия Флеминг

Они уже почти подъехали к огороженному выгону у деревни. Не сдержавшись, Сельма взглянула на своего спасителя:

– Вы ведь не уедете, не попрощавшись?

– О, это будет еще так не скоро! Сначала нам предстоит отправиться в школу до конца семестра. Ничего не поделаешь, поедем, иначе маму хватит удар. Ну а когда мне исполнится семнадцать, тогда уж смогу поступать, как пожелаю, и никто меня не остановит. Может быть, прогуляемся вместе как-нибудь днем? Мы могли бы встретиться под мостом, например.

– Будто случайно… – быстро кивнула Сельма. – Да, так будет лучше всего. – Не пристало им щеголять своей дружбой перед соседями. Оба прекрасно это понимают, и не надо никаких слов.

– Как насчет следующего воскресенья? Пока мы не уехали в школу?

Сельма улыбнулась и покраснела. Как странно, что вот они уговариваются совершить нечто такое, что нарушит неписаные правила. Ну и что с того? Весь мир преспокойно нарушает правила: в нейтральную страну вторгаются войска, грабят дома. Наше нарушение – невинная шалость по сравнению с этим.

* * *

– Леди Хестер, правду говорят люди на рынке?

Хестер недовольно оторвалась от корзины с материей в церковном холле.

– Ну, что на этот раз, Дорис?

Если бы некоторые из этих молодых матерей побольше времени проводили за шитьем и поменьше за болтовней, то успели бы в срок закончить и потники для лошадей, и перевязи для раненых, и наволочки для лазарета. А еще вон целый список вязаных вещей, и все надо успеть к Рождеству.

– Говорят, что венгры отравили всю ежевику в изгородях, – ответила Дорис, и товарки ее закачали в такт головами.

– Какая невероятная чушь! Ежевику собрали давным-давно, еще до первых заморозков. На дворе октябрь! Урожай не удался, потому что лето было слишком жарким. Так мой повар говорит. Вы не должны верить этим слухам.

Но Дорис не собиралась сдаваться.

– А еще говорят, что мы теперь не должны пользоваться одеколоном или есть баттенбергский торт[9]. Потому что это непатриотично. Так написано в газете.

– Что ж, перейдите на лавандовую воду, а торт называйте марципановым кексом, если так будет легче! Не понимаю, как это поможет нашим воинам! А вот аккуратные стежки, и поскорее, очень даже помогут! – рявкнула Хестер, устав от их пустой болтовни.

Собрания были сущим мученьем, но Хестер не из тех, кто уклоняется от своего долга перед деревней и страной, хотя пальцы ее уже саднило от грубой материи. Этим беднягам в окопах нужна любая поддержка, дорога любая помощь, и уж она постарается, чтобы Вест-Шарлэнд обеспечил все, о чем ни попросит Дамский окружной фонд, – любые предметы обихода. Женщины постарше не доставляют хлопот – чопорно восседают в своих лучших шляпках, вооружившись наперстками. А вот от молодежи столько лишней суеты – жены фермеров, торговцев радостно вызвались вступить в фонд, но совсем не горят желанием трудиться. Вся деревня сплотилась благодаря усилиям Хестер и викария. Да, все недостойные мысли о его жене, Вайолет, она забрала обратно. Миссис Хант оказалась совершенно неутомимой занозой, настойчиво побуждающей обитателей деревни стараться ради победы. Ее сын Арнольд служит теперь во Франции, и дела там не слишком хороши, если судить по его письмам домой.

Почти у каждой дамы кто-то на фронте. Джек, мальчик Бетти Плиммер, записался первым, когда сержант объявил призыв в Совертуэйте, городишке по соседству. Если верить местной «Газетт», все идет как по маслу, но Чарльз дал понять, что война надолго и что списки раненых и погибших становятся все длинней.

С ужасом ждала она того дня, когда ее сыновьям исполнится по семнадцать. Конечно, учеников Шарлэндской школы агитируют идти скорей на фронт. Их военные навыки, безусловно, засчитываются как преимущество, позволяющее сократить время на подготовку, положенную всем перед отправкой к месту военных действий. Отважные офицеры чертовски нужны там, на поле боя. Но только не ее сыновья, только не они, еще не время.

Энгус стал обостренно напряженным. Что, если с ним снова случится припадок? Она просила Чарльза использовать свое положение и добиться для сына разрешения служить по месту жительства – что-то, не предполагающее слишком активных действий. Но он лишь рассмеялся и велел не сюсюкать над мальчишкой.

– Кантреллы должны быть в самой гуще! Мы для этого рождены, для этого и воспитывались!

– Но они так молоды! Пусть хотя бы окончат школу сначала, – возразила она.

– Вздор! Подумай только, как я буду выглядеть, если своих сыновей стану укрывать подальше от боевой славы, а сам тем временем заглянул в каждый дом, в каждую лачугу, призывая всех, кто способен держать ружье, отправиться добровольцами? Не хочу, чтобы моего сына сочли трусом…

В глубине души она понимала, что он прав, но сердце сжималось от страха. Ты приносишь в этот мир детей не затем, чтобы их разорвало на куски. Как, как же мир дошел до такого?

– Леди Хестер, вам нехорошо? – мягко шепнула Вайолет у ее уха. – У вас такое лицо, будто вы увидели привидение.

Да, она снова грезила наяву, сидела, уставившись прямо перед собой, и выставила себя в глупейшем свете.

– Я… продумываю списки. Столько всего еще предстоит сделать… Столько всего… – повторила она, но никто не купился на ее защитную реплику.

– Скоро колокол, – снова вступила Вайолет.

Каждый день в полдень колокол церкви Святого Уилфреда отбивал час, призывая жителей деревни ненадолго остановить работу, преклонить колени и помолиться о тех, кто сражается. В комнате воцарилась тишина, а вскоре подошло и время обеда. Хестер решила прогуляться домой в одиночестве. До начала послеобеденных визитов хочется немного побыть на свежем воздухе. Дни ее были так плотно расписаны, что почти не остается времени сменить утренний туалет на дневное платье. Но долг есть долг, и надо оставаться образцом для подражания, война вокруг или нет. Как бы страшно ни было внутри, лицо должно излучать уверенность.

* * *

Часы на стене пробили полдень. Эсси оторвалась от уборки и опустилась на колени:

– Господи, помилуй наших мальчиков, куда бы их ни занесла война, и дай силы их близким пережить расставания и потери, – молилась она.

Потом на четвереньках продолжила натирать пол. Внезапно над ней нависла какая-то тень, и прямо перед носом остановилась пара огромных башмаков. От их блеска сердце ее тревожно сжалось. Эсси подняла голову.

– Ну вот, мам. Я записался. Иду на войну! – объявил сын, широко улыбаясь, как будто этому можно радоваться.

– Ньютон… Ох… Но зачем?! Отец-то что скажет?! Ты же нужен ему здесь, в кузнице!

– Да не нужен я здесь. И Фрэнк останется, поможет ему раздувать мехи. Когда я сказал им там, каким ремеслом владею, они чуть с руками меня тут же не оторвали… Спросили, умею ли я ездить верхом. Ну так я и вскочил на какую-то лошадь, что стояла поблизости. Показать им, что я не шучу. Буду в артиллерии или в инженерном батальоне. А если повезет, то в кавалерии, при лошадях… На передовую меня не отправят. Просто буду заниматься тем, что умею. Не плачь, мам… Я вернусь.